Видео-рассказы

Духовные истории и свидетельства, которые вдохновляют и поучают

Дочь.

Дочь.

Мама умерла, когда Насте только исполнилось десять лет. Настя с мамой жили вдвоем, отца она не знала. Мама говорила, что папа погиб еще тогда, когда Настя не родилась. Настя очень любила маму, она никогда не ругалась. Только когда была расстроена из за шалостей Насти становилась немного хмурой. Но этого было достаточно для Насти, чтобы она поняла свою неправоту. Мама умерла как -то неожиданно. Вроде бы она не болела, только в последнее время уставала быстро и все чаще вечерами ложилась на диван. А раньше вечера они проводили вдвоем, за чтением книг, или просмотром мультиков. А теперь мамы нет. Сначала, когда маму увезли в больницу, Настю к себе забрала соседка. Других родных, кроме мамы, у Насти не было. Затем, после похорон, Настю забрали в детский дом. Здесь она пробыла месяц, и вот теперь за ней приехал папа! *** Павел жил со своей женой Марией и воспитывал пятилетнего сына. Он никогда не вспоминал свою юность, а особенно то время, когда встречался с детдомовской девушкой Натальей. Наталья влюбилась в Павла с первого взгляда, а для Павла она была, просто, время провести. Однако это не помешало Павлу перевести отношения в более близкие. Повстречавшись с девушкой чуть более двух месяцев, он без всякого сожаления оборвал с ней всякие связи. Первоначально Наталья пыталась разобраться, что случилось и почему Павел ее бросил. Но после резкого ответа, кому она нужна сирота безродная, побаловались и хватит, Наталья отступила. Сказать о том, что ждет ребенка она не смогла. Через месяц она уехала из села. Никто не мог сказать куда. Не смотря на то, что Павел так грубо обошелся с Натальей, все же он не был отморозком. И чувство вины настигло его достаточно быстро. Но когда он решил попросить прощения у Натальи, та уже уехала. Этот грех он старательно прятал в своей душе, от того и не любил вспоминать юность. И вот сегодня он получил письмо от подруги Натальи из которого и узнал, что Наталья умерла и у нее осталась дочь. Павел сначала скомкал письмо и выбросил его в мусор, но старое чувство вины, так старательно спрятанное в глубине души, сейчас встало во весь свой рост и не оставляло Павла ни на минуту. Достав письмо из мусорного ведра он его разгладил и снова прочел. Вечером он все рассказал Марии. *** Мария, жена Павла была женщиной с очень добрым сердцем. Павел, несмотря на то, что был немного грубоват, рядом с ней превращался в заботливого и внимательного мужа. Рядом с ней было просто невозможно оставаться грубым, таким теплом светились ее глаза. Весть о том, что у Павла есть дочь застигла ее врасплох. Ведь Павел никогда не рассказывал о своей юности. -Нечего рассказывать,- отвечал он каждый раз, как только разговор заходил о прошлом Павла. Проворочившись всю ночь, утром она подошла к Павлу с фразой: -Мы должны ее забрать. -Кого?- не понял Павел. -Твою дочь. Она должна быть рядом с тобой. Однажды ты ее уже бросил, теперь должен исправить свою ошибку. -Я ее не бросал,- разозлился Павел, - я не знал, что она есть. -Это ничего не меняет. Настя должна быть с нами. Так Настя попала в семью Павла. *** К своей новой семье Настя отнеслась с огромным недоверием. За месяц пребывания в детдоме она видела многих ребят, таких же как она, одиноких. Среди них были такие, которых брали в семьи, но через некоторое время возвращали. И она твердо для себя решила, что ей никакая другая семья не нужна. Если это не мама, то никто другой. И когда ей сказали, что за ней приехал ее папа, она категорически отказывалась к нему выходить. Только после длительных и терпеливых уговоров воспитателя детского дома она вышла к отцу. Это был высокий молодой мужчина. Он смотрел на нее с такой же осторожностью, как и она на него. -Ну, что, Настя, здравствуй, я твой папа, - как то неловко и по детски робко сказал Павел. -Здравствуйте,-тихо ответила Настя. -Пойдем домой?- спросил Павел. -У меня нет дома, -ответила Настя. Павел подошел к Насте и хотел взять ее за руку, но Настя ее отдернула. Тогда он взял пакет с ее вещами и сказал:- Я жду тебя в машине. Через два часа они были дома. *** Вот уже полгода Настя жила в семье с отцом. Мария всячески старалась приблизится к Насте, но та никак не хотела никого к себе пускать. Не смотря на замкнутость Насти, Мария искренне полюбила ее. Она выделила для Насти отдельную комнату, купила ей новую одежду, компьютер для учебы, но Настя оставалась все так же холодна ко всем. Брат по отцу Семка, тоже тянулся к Насте, но и его она не хотела подпускать. Она считала не справедливым, что у него есть и мама и папа, а у нее нет никого. Отца признавать она не хотела. Павел сдался первым. -Я не знаю, чего она хочет,- говорил с раздражением Павел. -Что ей еще надо, все для нее, хочешь Настя комнату, на тебе комнату, хочешь платье, на тебе Настя платье, компьютер нужен, купили. Что еще то? -Не кричи,- успокаивала его Мария. Ты на себя то посмотри, сколько раз ты с ней разговаривал? Может обнял ты ее хоть раз или по голове погладил? -Да, как ее погладить-то, если она как волчонок огрызается. Только и слышу, не трогайте меня дядя Паша, даже отцом не называет. -Ну, значит повода у нее нет верить тебе. Предательство трудно простить. -Да, что ж я теперь, всю жизнь у нее буду прощения просить?- взорвался Павел. -В чем я виноват, что не знал, что она родилась? -Нет, не в этом ты виноват, а в том, что мать ее обманул. Поматросил и бросил. Не любил ее, зачем было в постель укладывать? -Маш, давай не будем. Мы все не без греха. И не делай из меня монстра. -Нет, Паша, ты не монстр, но ты слепой. Вот и покупки ей делаешь, а того не понимаешь, что ей не платья нужны, а любовь. Твоя любовь Паша. А ты себе честно признайся, ты ее любишь? Нет, не любишь. А она ведь ребенок и чувствует, что от нее просто откупаются. Тряпками свой грех замаливают. -Слушай, Маш, что ты от меня хочешь? -Хочу я Паша, что бы ты Настю полюбил, она твоя дочь, слышишь твоя. А ты на меня ее сбросил и отстранился. Я для нее чужая, а ты родной. Так почему же ты себя хуже чужого ведешь? Настя весь этот разговор слышала, но не могла поверить, что Маша говорит правду. Если родной отец ее не любит, как может полюбить мачеха. **** Прошло еще два месяца. Все попытки Маши стать ближе к Насти не увенчались успехом. Маше казалось, что вот уже и она готова сдаться. Сегодня она сидела в гостях у своей мамы и плакала от бессилия. -Ты понимаешь мама, я уже и так и эдак, Настенька, доченька, а она только смотрит на меня глазенками своими, как зверек затравленный. Я ее хочу обнять, а она сжимается, словно я ее ударить хочу. Ну, что мне делать? -Потерпи доченька. Это же дитя. Она ведь не куклу потеряла, она мать потеряла, дом потеряла. Ей любовь нужна, ласка и забота. Ты вот цветочек из одного горшка в другой пересадишь, он и то болеет сколько пока приживется, а это ребенок. Что ж ты ждешь от нее, что она раз и полюбит тебя, твой дом? Дай время доченька. Она отогреется, обязательно. -Мама, как с тобой хорошо. Ты все так правильно говоришь. Маша обошла стол, подошла к матери и обняла ее. **** Настя была в школе. Мария убиралась дома. Протирая пыль со стола у Насти в комнате, она подняла книгу, та выскользнула из рук и упала на пол. Из книжки выпала фотография. Это была фотография молодой женщины. Мария сразу поняла, что это Наталья, мама Насти. Они были очень похожи. Те же, немного с грустинкой глаза, вьющиеся волосы. -Какая же ты была красивая, - проговорила вслух Мария. Фотография была сильно потрепана. Видно было, что Настя часто держит ее в руках, по заломам на фото было ясно, что фото Настя нередко носит с собой. Фотография была совсем небольшой, такие раньше делали в фотостудии. И тут у Марии возникла идея. Она взяла телефон и сделала с фотографии копию, а затем положила фото снова на место и продолжила уборку. *** Сегодня у Насти был день рождения. Ей исполнилось 11 лет. Она шла со школы в невеселом настроении. Она вспоминала, что в прошлый день рождения мама испекла торт, он был самым вкусным из всех, что она пробовала. На минуту у нее возникла мысль:- А что мне подарит дядя Паша? И тут же, словно испугавшись своих мыслей стала их гнать от себя. -Да что он подарит то? Он даже и не знает о моем дне рождения. Да и никто не знает. Они же мне чужие и я им чужая. Настя боялась сама себе признаться, что уже полюбила папу и Марию. И Семка ей был симпатичен. Ей и вправду было уже тепло в этой семье, но она очень боялась, что ошибается и все вокруг притворяются. И как только она признается, что полюбила их, они тут же покажут свое истинное лицо. Поэтому она оставалась внешне холодной к своим родным. Настю со школы встретила Мария и Семка. Он почему то не пошел сегодня в садик, а у Марии был выходной. Настя разделась и прошла в кухню. Следом за ней зашли Мария и Семка. -С днем рождения Настя, -сказала Мария. -С днем рождения, - повторит Семка и протянул ей открытку сделанную своими руками. На ней корявыми детскими буквами было написано: "Настя, с днем рождения! Твой брат Семен!" Настя взяла открытку, подняла глаза на Марию, ей было очень приятно, а Семка вдруг подошел к ней и обнял. Настя от неожиданности растерялась. Мария смотрела на Настю с улыбкой. -У меня тоже для тебя есть подарок, вернее от нас с папой. Пойдем со мной. Мария взяла за руку Настю и повела ее в комнату. Настя зашла к себе в комнату и остановилась как вкопанная. Со стены на нее смотрел портрет мамы. Фотография была увеличена в несколько раз. Все трещины и заломы были отреставрированы. Фотография была вставлена в красивую рамку. Мама была такая красивая! Настя не могла оторвать глаз от этого портрета. Постояв немного она повернулась и нерешительно подошла к Марии и вдруг обняла ее, а затем сказала: -Спасибо тебе, мама!

О добрых делах.

О добрых делах.

Мне 20 лет. Я подрабатываю уборщицей в огромном супермаркете. Недавно, когда я мыла пол, ко мне подошел дедушка со словами: «Спасибо вам за чистоту! Я знаю, какой это труд, — сам мыл полы 20 лет», — и поклонился. Как же меня тронула его похвала, а тем более поклон... Я заплакала. Мой брат, такой суровый рокер в черной одежде, когда едет на байке и видит торчащую из окна другой машины руку, кладет в нее конфетку. Со мной в реабилитационном центре лежит двухметровый мужчина лет сорока пяти. Ему очень больно заниматься ЛФК, но он ни мускулом не показывает, какие адские боли терпит. Сегодня ему привезли его огромного пса, и он, обняв его двумя руками, выл в голос. Когда я был маленьким, бабушка приходила с рынка, приносила мне всякие вкусности и говорила, что зайчик передал. А сейчас она лежит, почти не ходит, и я ей приношу всякие вкусняшки и говорю: «Бабуль, я от зайчика принес». Люблю свою бабулю. Еду сегодня в метро, слушаю музыку, а рядом со мной подсаживается бабуля. Вежливо просит выключить телефон, у нее кардиостимулятор барахлит. В этот момент можно было заметить, как весь вагон начал выключать телефоны. Когда у меня обнаружили рак, наша кошка спала постоянно на мне. Потом она заболела, у нее тоже оказалась онкология. Теперь она умерла, а я выздоровела. Плачу и благодарю ее за все, ведь у меня муж и двое детей... Наши соседи — старенькие бабушка с дедушкой. Каждый день они выходят посидеть на лавочке возле дома и всегда держатся за ручку. Сегодня, когда была в саду, услышала их разговор. Она жаловалась на различные боли, а он: «У тебя есть я, у меня есть ты, что нам еще нужно?» Никогда не считала голубей умными птицами.Но на днях в соседнем подъезде умерла бабушка, которая кормила бездомных животных. На ее голос сбегались все окрестные кошки и собаки. И прилетали голуби. Когда из подъезда вынесли гроб с телом, слетелось огромное количество голубей. И потом, когда бабушку увезли, птицы еще около часа кружились над двором. Столько голубей сразу я не видела, даже когда бабушка их кормила. Добрые дела делают мир лучше!

Живые в помощи.

Живые в помощи.

Есть удивительная молитва, Псалом 90 – «Живый в помощи Вышнего», эта молитва обладает Могущественной Силой, когда человеку угрожает смертельная опасность, если он прочитает эту молитву, то Господь — спасёт его от любой беды. Расскажу две истории об этой молитве, о том, как она спасает людей, в своё время эти истории сильно укрепили меня в вере в Бога. История первая. В 1990 году общался я как-то со своим товарищем офицером афганцем, был месяц август. Случайно нагнувшись он выронил из нагрудного кармана небольшую иконку, опередив его я поднял её и посмотрел, на ней был образ Господа Иисуса Христа и вот эта молитва «Живый в помощи Вышняго». Я удивился и спросил его неужели он верующий, на что он ответил утвердительно и рассказал мне следующую историю. Когда он пошел в армию, то мать провожая его, подарила ему эту иконку с молитвой и сказала, что если будет трудно, то пусть прочитает эту молитву трижды. Служил он долго, стал офицером и был направлен в Афганистан, командовать разведротой. В основном уходили в тыл к «душманам», делали засады на караваны с оружием и как-то раз сами попали в засаду. С первых же секунд нападения «душманы» больше половины его солдат положили, остальные успели рассредоточиться и залегли. Их окружили со всех сторон, начался жестокий бой, боеприпасы стали заканчиваться, ребят оставалось в живых всё меньше и меньше. И тогда он ясно понял, что живыми они отсюда не уйдут, их всех ждала неминуемая смерть. В самый критический момент мой товарищ вдруг вспомнил про просьбу своей матери, про то, что у него в нагрудном кармане есть иконка и молитва. Достав иконку, он стал читать эту молитву «Живый в помощи Вышняго», а дальше произошло — Чудо. Вдруг стало ТИХО - тихо, только пули беззвучно пролетали над головой, а его как бы накрыло — невидимым ПОКРЫВАЛОМ и он почувствовал себя в полной Безопасности, и понял, что с ним ничего — не случится. Подозвав к себе уцелевших солдат, он вместе с ними пошел на прорыв из окружения, и они пробились, все кто был с ним в этой атаке остались живыми. После этого случая он стал перед каждым походом в тыл врага читать эту молитву, и так до воевал до конца службы и вернулся домой. Эта история произвела на меня большое впечатление, в то время я ещё был некрещеный, но после этого твёрдо решил креститься и через месяц я принял Крещение. История вторая. В 1992 году летом в июле я помогал строить дачу своим родственникам. Нас было трое, дед Семен, которому было за семьдесят, его товарищ такого же возраста и я, ну естественно мне как самому молодому выпала вся тяжелая физическая работа. В процессе работы к нам подошел еще дед Никита, ему было больше восьмидесяти лет, он как бывший хороший плотник помогал нам советом. Поработав, сели обедать. За обедом старики стали вспоминать давно прошедшую Великую Отечественную войну, я сидел рядом и слушал, и тут я услышал историю как дед Никита в Бога поверил, а надо сказать, что он был глубоко верующим. Когда дед Никита, тогда еще молодой уходил на фронт в 1941 году, то его мать дала ему две молитвы, написанные листке бумаге: «Живый в помощи Вышняго» и «Да воскреснет Бог и расточатся враги Его», и сказала, чтобы он их постоянно читал. Но дед Никита тогда был большой атеист, молитвы, конечно, он взял, но не читал. Так и провоевал до 1943 года. А в 1943 году наши войска перешли в наступление и форсировали реку Днепр, вместе со всеми переплыл на тот берег и он. Его батальон, численностью 800 человек захватил плацдарм и был приказ удерживать занятую территорию до подхода основных сил. Вот тут-то всё и началось. Немцы, опомнившись, начали их атаковать, практически безпрерывно, в короткие минуты между атаками они обстреливали их из орудий и бомбили с воздуха. Так длилось целую неделю. Когда немцы начали усиленно бомбить и обстреливать из орудий и миномётов занятый плацдарм, дед Никита, видя, сколько вокруг него гибнет его товарищей понял, что может также как и они погибнуть здесь, а был молодой, умирать не хотелось. Вот тогда-то, под сильной бомбёжкой, он и вспомнил про наказ матери, достал молитвы, которые она ему дала и стал их читать. Прочитав молитву, как он потом рассказал, что он вдруг почувствовал, как его словно накрыло — Плотным Колпаком, и стало спокойно на душе, так прошел весь день. Теперь дед Никита уже без напоминания прочитывал свои молитвы с утра пораньше, до начала боя, читал во время боя и вечером. Когда, наконец, к ним пришла подмога, то из 800 человек солдат и офицеров целого батальона их осталось в живых всего — четверо, причем трое были ранены и только один дед был без единой царапины. Вот так дед Никита и поверил крепко в Бога. Он дошел до Берлина и штурмовал Берлин, и всю войну читал свои молитвы, которые ему дала мать, и вернулся домой живой и невредимый. Когда я слушал эту историю, то я вспомнил, что мне рассказал про молитву «Живый в помощи Вышняго» мой товарищ, который воевал в Афганистане и тоже остался живым и невредимым. Сравнив обе эти истории, я понял, что это за удивительная молитва Псалом 90 – «Живый в помощи Вышняго», и какую она имеет ВЕЛИКУЮ Силу — спасать и ЗАЩИЩАТЬ людей в любой самой страшной беде! Расскажу ещё про один случай с этой молитвой. Рассказал сам человек, с которым случилась эта история. Добавлю, что этот рассказ был напечатан в нескольких книгах. Когда началась война этого человека забрали в армию и наскоро обучив отправили на передовую. В первые месяцы 1941 года немцы быстро наступали, окружали и уничтожали много русских частей. Также произошло и с его частью она была окружена и разбита. Вместе со своим товарищем ему пришлось выходить из окружения, шли всегда ночью, а днем отсыпались. И вот вечером зашли они в одну деревню, в которой не было немцев и решили заночевать. Ночью, пока он с товарищем спал в одной хате, село окружили немцы. Из окна было видно, как колонна танков прошла по улице, потом проехали мотоциклисты, после всех появились автоматчики с собаками. Бежать было поздно, да и куда бежать, всё село окружено. Немцы заходили в каждую хату. Тех, кто выскакивал на улицу сразу же убивали, если кто стрелял из окна, то сжигали хату вместе со всеми кто там был. Да и что сделаешь с винтовкой против автомата. Тех, кто выходил с поднятыми руками, выводили и увозили в грузовиках. Он, вместе с товарищем попытался спрятаться в хате под кроватью и лежал с краю, а товарищ спрятался за его спиной у стенки. Понимая, что может погибнуть он стал вспоминать молитвы и молиться, но все молитвы, которым его учила мать от страха забыл и ничего не помнил кроме начала: «Живый в помощи Вышняго… Живый в помощи Вышняго», — только и повторял про себя он. Когда немцы вошли в хату и стали делать обыск, он продолжал повторять про себя эту молитву«Живый в помощи Вышняго…». Что же немцы? Зашли, начали всё обыскивать и заглянули под кровать, и вытащили того, кто лежал ближе к стенке у него за спиной, а его оставили, как будто это был мешок или пустое место — совсем не заметили. Товарища вывели во двор и расстреляли. Потом, прочесав село, немцы уехали. Он же лежал до ночи без конца повторяя: «Живый в помощи Вышняго…» и ночью ушел из этой деревни в лес. Потом, в первой же деревне, где была Церковь, достал нательный крест и одел его на себя и долго стоял в Храме, благодаря Бога за свое спасение от верной смерти. У верующих людей достал Псалтирь и переписал весь Псалом 90 «Живый в помощи Вышняго». Потом выучил его наизусть. Всю войну прошел, каждый день читая эту молитву, и живым вернулся домой. Псалом 90. (Молитва Защиты, если есть большая опасность то эту молитву читают утром и вечером — по три раза, пока есть опасность и благодарить Бога за Его помощь.) Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небесного водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи и от словеса мятежна, плещма Своими осенит тя, и под криле Его надеешися, оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха нощного, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сряща и беса полуденного. Падет от страны твоея тысяща, и тьма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши и воздаяние грешников узриши. Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится к телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путях твоих. На руках возьмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия. Яко на Мя упова, и избавлю, и покрыю и, яко позна имя Мое. Воззовет ко Мне – и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его и прославлю его, долготою дней исполню его и явлю ему спасение Мое. ( Эту молитву нужно читать, и когда кто-то заболел 3 – 12 раз.) Один офицер во время войны носил за пазухой напротив сердца маленькую икону Святителя Николая, которую он завернул в листок бумаги, на котором был написан псалом 90 – молитва Живый в помощи Вышнего. В одном из боев пуля попала в грудь офицера, пробила одежду, дошла до бумажки, но ни иконы, ни бумажки с молитвой она не повредила — не смогла пробить! Девяностый псалом имеет великую силу, эта молитва - мощное ограждение от любого зла, и от недобрых людей и от бесов. Блаж. Феодорит пишет: "Сей псалом учит, что сила упования на Бога есть необорима: ибо блаженный Давид, прозря издали духовными очами, что имело быть при блаженном Езекии и, увидев, как он в надежде на Бога истребил войско Ассириан, написал сей псалом в наставление людям о том, сколько благ доставляет упование на Бога". "Как сильное оружие на демонов, 90-й псалом испытан многими поколениями христиан", - свидетельствует иеромонах Иов (Гумеров).

Как Миша зарабатывал на самолёт.

Как Миша зарабатывал на самолёт.

Шестилетнего Мишу Тихоновича во дворе все звали хлюпиком. Для этого были свои, пусть и очень детские основания. В мае большинство мальчишек уже купалось, а Миша в лучшем случае сидел на берегу: он боялся воды. Зимой ватага пацанов бросала друг в друга снежки, а «хлюпик» постоянно носил в карманах запасную пару варежек и менял их, чуть промокнут. И при этом всё равно постоянно простывал, ходил, шмыгая носом и покашливая. Словом, Миша рос тихим пареньком, не любящим обычные мальчишеские забавы. Он предпочитал сидеть дома, помогать по хозяйству бабушке. За что, собственное, и был «награждён» обидным прозвищем. Когда началась Великая Отечественная война, Миша думал, что первым непременно убьют его. Он жил на окраине Ельца. Когда фашисты войдут в город, считал мальчишка, то сразу до их семьи и доберутся. А в том, что враги захватят Елец, Миша не сомневался. Пришли уже две похоронки: на отца и маминого брата дядю Лёшу, который до войны тоже жил с ними. Раз фашисты такие сильные, что справились с этими двумя мужчинами, то Елец точно займут. ...И действительно заняли. И в дом Тихоновичей вошли уже на второй день оккупации. Забрали всю еду, тёплые вещи (зима на дворе-то, мёрзли проклятые немцы!). Разбили окна т расстреляли бабушку Зою, которая со слезами схватилась за отцовский почти новый тулуп, не желая его отдавать. Бабушка упала мёртвой, но тулуп из рук не выпустила. Двое фашистов его выдернули. А Мишу и его маму почему-то не тронули. И они, полуживые от страха, мороза и голода, до конца оккупации прятались в погребе. Именно там, в темноте, на промёрзшей соломе, вспомнил Миша о деревянном самолётике, что незадолго до начала войны выстругал для него отец. Самолётик был маленький, без мотора, но летал неплохо, хоть и недалеко. «Вот бы построить большой самолёт и улететь на нём искать отца! - подумал Мишка. - Может, он жив, похоронка пришла по ошибке? Лежит где-нибудь в лесу, под кустом и ждёт меня?» И такой сильной стала эта наивная детская мысль, что Миша вдруг действительно поверил, будто отец живой. И даже рассказал о своей мечте маме. Представьте весь ужас положения этих двух родных людей. Они фактически без дома, еды, одной только слабой надеждой на спасение. Но даже здесь, в погребе, мама нашли в себе силы объяснить Мише, что построить самолёт могу только взрослые люди. И подсказала, что ребята могут помочь заработать на его строительство деньги. - Как это сделать? - спросил Миша. - Летом будешь помогать колхозникам. К тому времени врага уже прогонят. А пока сиди. Но сидеть мальчишка не захотел. И едва фашистов прогнали из Ельца, отправился в бывший городской дворец культуры, где теперь находился госпиталь. Здесь работала его мама, но Миша специально выбрал время так, чтобы не встретиться с нею. Подошёл в одной из медсестёр и заявил: - Я пришёл вам помогать. - Тебе сколько лет-то? - удивилась та. - Десять, - соврал Мишка. - Просто я ростом не вышел. Хлюпик. Так и стал работать в госпитале «медбрат Тихонович» - так Мишку окрестили врачи. Конечно, мама сразу же обо всём узнала, но противиться не стала. А сын попросил её хранить его тайну и всем говорил, что живёт на свете уже одиннадцатый год и дома каждый день колет дрова, потому что ничуть не устаёт за смену в госпитале. А работы-то здесь у него было много. Мишка менял раненым повязки и бельё, стирал бинты, читал им письма, мыл посуду. В день трудился до четырнадцати часов, и доктора говорили, что у Миши, наверное, есть не только второе, но и третье, и четвёртое , и даже пятое дыхание. Однажды привезли солдата с тяжёлым ранением головы. Бойца забинтовали так, что из-за повязок виднелись только глаза и рот. Чаще всего глаза были закрыты. - Как он будет есть? - спросил Миша у медсестры. - Только бы он в создание пришёл, а там мы его накормим! - вздохнула та. Но боец в создание не приходил. Тогда озабоченный Мишка потихоньку стал дёргать его за рукав — не помогло. Пошлёпал бойца по щекам — бесполезно. Стащил на кухне половник и начала бить по металлической спинке кровати. Другие солдаты, услышав адский грохот, принялись было ругаться, но узнав, в чём дело, предложили помощь. - Давайте бить чем-нибудь тяжёлым по прутьям кроватей! - сказал Миша. - И наш хор разбудит бойца. Солдаты взяли, кто что смог: кружки, тарелки, ложки, костыли. И все стали барабанить. Канонада получилась такая, что загремели стёкла. И тогда раненый наконец открыл глаза. Посмотрел вокруг и хрипло спросил: - Бомбёжка? Все засмеялись. ...Мише даже платили настоящую зарплату, но получала её мама и отдавала сыну. Деньги он складывал под половицей. И ждал, когда накопит нужную сумму и построит самолёт. Но сбережения росли медленно. Тогда Миша свои уцелевшие вещи (они были на нём, когда пришли фашисты) и даже букварь, который подарил отец. Попросил маму продать всё это на рынке. Мама плакала, отказывалась, но Миша сказал: - Если не продашь, убегу из дома. Весной в свободное от дежурство в госпитале время Миша помогал колхозникам в поле. Не хватало машин, лошадей, многие люди вскапывали землю лопатами. И «хлюпик» - тоже. Однажды он так устал, что уснул стоя, обняв лопату. В другой раз чуть не напоролся на мину, но вовремя её разглядел и позвал взрослых. А в госпитале между тем раненых меньше не становилось. Однажды привезли женщину-санитарку. Она вносила с поля боя солдат, рядом разорвалась мина, её ранило в живот. Санитарка знала, что ранение смертельное. Она убеждала врачей не тратить драгоценные лекарства и бинты, а потом уже в полубреду увидела Мишу и вдруг крикнула: - Сынок! Ты жив! Конечно, санитарка обозналась. Наверное, её родной сын погиб, а Миша просто оказался похожим на него. Но шестилетний мальчишка понял, что он просто не имеет права сказать это умирающей женщине. Подошёл к ней, обнял и прошептал: - Мам, это я. Она умерла у него на руках. Улыбаясь оттого, что нашла сына. ...Во время Великой Отечественной войны пионеры Ельца и Елецкого района собрали более миллиона (!) рублей на постройку танковой колонны. И несколько тысяч — на самолёт «Елецкий пионер». Пятьсот тридцать рублей внёс в эту копилку «хлюпик» Миша Тихонович. Он ещё не был пионером, но его взнос оказался самым большим. Мише не пришлось настаивать на том, чтобы на построенном самолёте искать отца. Потому что в июне 1943 года случилось чудо: отец оказался жив. Он попал в плен, а однополчане сочли Матвея Фёдоровича убитым. И когда плачущая от счастья мама принесла домой солдатский треугольник, Миша вспомнил ту мечту, которая родилась в стылом погребе, на промёрзшей соломе. На фотографии Миша - первый слева. Здесь он уже старше. Николай Жулин

Тётенька, это ты детей в сыновья берёшь?

Тётенька, это ты детей в сыновья берёшь?

Мой муж Фёдор построил дом, настоящий дворец, в два этажа, с верандой, балконами и даже двумя входами. Я тогда удивлялась, зачем разные входы, а он объяснил, что для сыновей — у нас их двое было, Иван и Костя. Но всё сложилось по-другому. Началась война. Сначала ушёл Фёдор, потом один за другим два сына, а через несколько месяцев пришла из части похоронка — погибли оба… Я сходила с ума. Хожу по пустому дому-дворцу и думаю — как жить? Работала я в это время в райкоме, мне сочувствовали, успокаивали, как могли. Однажды иду я около вокзала, и вдруг летят три самолёта. Люди как закричат: Немцы! — и рассыпались в разные стороны. Я тоже в какой-то подъезд забежала. Вижу — бежит по площади женщина с девочкой на руках. Я ей кричу: Сюда! И тут один из самолётов сбросил бомбы. Женщина упала и ребёнка собой прикрыла. Я, ничего не помня, бросилась к ней. Вижу, она мёртвая. Тут милиция подоспела, женщину забрали, хотели и девочку взять. Я прижала её к себе, думаю, ни за что не отдам, и сую им удостоверение райкомовского работника. Они говорят — иди. Я — в райком: Девчата, оформляйте мне ребёнка! Мать на глазах у меня убили… Они стали отговаривать: Как же ты работать будешь? Малышку в ясли не устроишь — они забиты. А я взяла лист бумаги и написала заявление об увольнении: Не пропаду, — говорю, — буду гимнастёрки солдатам шить. Унесла я домой мою первую дочку — Катю. Уж как я любила её, как баловала… Ну, думаю, испорчу ребёнка, надо что-то делать. Зашла я как-то на свою бывшую работу, а они двух девчушек двойняшек, лет трёх, в детдом оформляют. Я к ним: Отдайте их мне, а то я Катю совсем избалую. Так появились у меня Маша и Настя. Тут соседка парнишку привела шести лет, Петей звать. Его мать беженка, в поезде умерла, — объяснила она, — возьми и этого, а то у тебя — одни девки. Взяла и его. Живу с четырьмя малютками. Тяжело стало: и еду надо приготовить, и постирать, и за детьми приглядеть, да и для шитья гимнастёрок тоже нужно время — ночами их шила. И вот, развешиваю как-то во дворе бельё, входит мальчик лет десяти, худенький такой, бледный, и говорит: — Тётенька, это ты детей в сыновья берёшь? Я молчу и смотрю на него. А он продолжает: — Возьми меня, я тебе во всём помогать буду, — и, помолчав, добавил: — И буду тебя любить. Как сказал он эти слова, слёзы у меня из глаз и полились. Обняла его: — Сыночек, а как звать тебя? — Ваня, — отвечает. — Ванюша, так у меня ещё четверо: трое девчонок да парнишка. Их-то будешь любить? А он так серьёзно отвечает: — Ну так, если сестры и брат, как не любить? Я его за руку, и в дом. Отмыла, одела, накормила и повела знакомить с малышами. — Вот, — говорю, — ваш старший брат Ваня. Слушайтесь его во всём и любите его. И началась у меня с приходом Вани другая жизнь. Он мне как награда от Бога был. Взял Ваня на себя заботу о малышах, и так у него складно всё получалось: и умоет, и накормит, и спать уложит, да и сказку почитает. А осенью, когда я хотела оформить его в пятый класс, он воспротивился, решил заниматься самостоятельно, сказал: — В школу пойду, когда подрастут младшие. Пошла я к директору школы, всё рассказала, и он согласился попробовать. И Ваня справился. Война закончилась. Я запрос о Фёдоре несколько раз посылала, ответ был один: пропал без вести. И вот однажды получаю письмо из какого-то госпиталя, расположенного под Москвой: “Здравствуй, Лиза! Пишет незнакомая тебе Дуся. Твой муж был доставлен в наш госпиталь в плохом состоянии: ему сделали две операции и отняли руку и ногу. Придя в себя, он заявил, что у него нет ни родственников, ни жены, а два сына погибли на войне. Но когда я его переодевала, то нашла у него в гимнастёрке зашитую молитву и адрес города, где он жил с женой Лизой. Так вот, — писала Дуся, — если ты ещё помнишь и ждёшь своего мужа, то приезжай, если не ждёшь, или замуж вышла, не езди и не пиши”. Как же я обрадовалась, хоть и обидно мне было, что Фёдор усомнился во мне. Прочитала я письмо Ване. Он сразу сказал: — Поезжай, мама, ни о чём не беспокойся. Поехала я к мужу… Ну, как встретились? Плакали оба, а когда рассказала ему о новых детях, обрадовался. Я всю обратную дорогу о них говорила, а больше всего о Ванюше. Когда зашли в дом, вся малышня облепила его: — Папа, папа приехал! — хором кричали. Всех перецеловал Фёдор, а потом подошёл к Ване, обнял его со слезами и сказал: — Спасибо, сын, спасибо за всё. Ну, стали жить. Ваня с отличием закончил школу, пошёл работать на стройку, где когда-то начинал Фёдор, и одновременно поступил на заочное отделение в Московский строительный институт. Окончив его, женился на Кате. Двойняшки Маша и Настя вышли замуж за военных и уехали. А через пару лет женился и Пётр. И все дети своих дочек называли Лизами — в честь бабушки. Автор истории: Борис Ганаго

Eta ikona budet hranit was wsu schizn.

Eta ikona budet hranit was wsu schizn.

Однажды в храм вошла старая женщина и всплеснула руками, увидев Казанскую икону Богородицы. — «Как эта икона попала к вам? Я же подарила её одному немецкому солдату! — удивилась она. — Я узнала её по характерным вмятинкам на окладе». Я пояснила, что икону несколько лет назад передало храму немецкое консульство, находящееся в нашем городе. Женщина расплакалась, сказала, что её зовут Вера, и поведала, как в своё время православная святыня их семьи оказалась в Германии. «Я бежала из родного села, оказавшегося в самом центре боёв. Хотела уехать с сестрой и своими тремя ребятишками ещё раньше, но мама тяжело болела и не вынесла бы дороги. «Приеду позже», — пообещала я сестре, отправляя её с детьми под Рязань, где в колхозном посёлке жила наша тётка. Через месяц мама умерла, успев благословить меня фамильной иконой Божией Матери «Казанская». Этой иконой покойный дед благословлял в своё время маму перед свадьбой, а мама 15 лет назад благословила нас с Сашей, хотя муж мой был комсомольцем. Теперь икона лежала в моём тощем вещевом мешке беженки. А сама я сидела под навесом одного из станционных пакгаузов и следила за безумным танцем снежных вихрей. Думать уже ни о чём не могла, лишь пыталась глубже затолкать кисти рук в узкие рукава демисезонного пальто. Холод и голод — вот всё, что я чувствовала. Тут, громыхая, подкатил состав, двери вагонов открылись, и фрицы, встав шеренгами, стали передавать друг другу длинные ящики. «Оружие привезли» — мелькнула равнодушная мысль. Но другая тотчас больно уколола: «На фронт! Туда, где воюет мой Саша! Из этих автоматов будут стрелять в него, в других русских солдат… Вот проклятые!» Удивительно, но немецкие патрули не обращали внимания на меня — одинокую отощавшую от голода женщину. Не помню даже, когда я последний раз ела: часики, обручальное кольцо, мамины серёжки я давно уже обменяла на еду. Я нащупала под заиндевелой тканью мешка латунный оклад. «Заступница Пресвятая Богородица! — зашептала окоченевшими губами. — Спаси и сохрани моих детушек, сестру Надю. Сохрани и защити моего мужа, раба Божия воина Александра». «Что? Плёхо?» — раздалось над самым ухом. Поднимаю голову: рядом со скамьёй стоит немецкий солдат. В его голосе прозвучало сочувствие, и я ответила: «Плохо». Немец сел рядом. Поставил на землю толстый ранец, некоторое время копался в нём, потом протянул руку: «Nimmt!» Это был квадратный ломоть хлеба, на котором розовела полоска сала. Я приняла угощение и впилась в него зубами. Немец достал из ранца термос, налил в крышку дымящийся чай: «Heiss! Gut!» Наверное, он был в карауле здесь, на станции. На вид лет двадцать, голубоглазый. Лицо простоватое. И волосы наверняка светлые, как у моего старшего сына Андрейки, только не видно их под шапкой. Немец указал рукой на паровоз, потом на меня и, смешно сморщившись, видимо пытаясь найти слово, спросил: «Тальеко?» — «Далеко! Теперь уже не добраться!» Я вдруг стала рассказывать ему, что надеялась добраться до тётки и как осталась безо всего. И заключила: «А у меня там дети. Киндер. Понимаешь?» Я показала рукой сверху вниз — мал мала меньше. Парень кивнул: «O ja, Kinder!» — «Но мне не доехать. И не дойти. Я просто замёрзну». Я даже не сразу осознала, что плачу. Немец опять потянулся к ранцу и вытащил увесистый пакет: «На. Взять». Он открыл пакет и, тронув его содержимое, лизнул палец: «Gut!» В пакете была соль. Соль, которая сейчас стоила дороже золота. За соль давали хлеб, молоко, да что угодно… В пакете было не меньше трёх килограммов. А он теперь так вот просто взял и отдал её мне, совсем незнакомой русской женщине. Увидав моё ошеломленное лицо, парень улыбнулся и что-то сказал. Я не поняла. Тогда он встал, завинтил свой термос, сунул в ранец и, помахав рукой, пошёл прочь. «Постойте! — бросаюсь за солдатом вдогонку. — Вот, возьмите, пожалуйста». Протягиваю ему икону. «Was ist es?» — «Эта икона будет хранить вас всю жизнь», — говорю твёрдо. Он не понял. Снова повторяю: «Эта икона будет хранить вас всю жизнь». Солдат достал из кармана химический карандаш, послюнил и, перевернув доску, попросил произнести ещё раз. И пока я медленно, по слогам, говорила, он выводил на доске латинскими буквами: «Eta ikona budet hranit was wsu schizn». Больше мы никогда не встречались… А я, выменяв на соль тёплую одежду, валенки и хлеб, добралась до Рязани. В сорок пятом вернулся с войны муж Саша». Внимательно выслушав взволнованную женщину, я с радостью пересказала то, что мы узнали от представителей немецкого посольства, передавшего Казанскую икону нашему храму. Тот немецкий солдат прошёл всю войну. У него на глазах погибали его товарищи, однажды взорвался грузовик, в котором он ехал, но он успел выскочить за мгновение до взрыва. Остальные погибли. В конце войны снаряд ударил в блиндаж, который он покинул также за одно мгновение. Незримая сила русской иконы надёжно хранила его. И тогда он многое понял и переоценил в своей жизни, и его душа раскрылась для молитвы. Он вернулся домой, женился, вырастил детей. Икону поместил в красивом киоте на почётном месте и всю жизнь перед нею молился. А когда стал стар, наказал старшему сыну после своей смерти отнести дар русской женщины в российское консульство: «Эта икона жила в России и должна туда вернуться. Пусть передадут её в Ленинград, город, выстоявший в блокаду, умиравший от холода и голода, но не сдавшийся». Так в середине девяностых годов в одной из вновь открывшихся церквей Санкт-Петербурга, где настоятелем тогда был протоиерей Александр Чистяков, появилась небольшая икона Божией Матери «Казанская» со странной латинской надписью на обороте.

💝 Помогите шестерёнкам проекта крутиться!

Ваша финансовая поддержка — масло для технической части (серверы, хостинг, домены).
Без смазки даже самый лучший механизм заклинит 🔧

Сашка крикнул:  "Христос Воскрес!"

Сашка крикнул: "Христос Воскрес!"

20 лет назад всю страну облетели слова Саши Погребова из Беслана, которые он крикнул чеченскому бандиту в лицо: "Христос Воскрес!" и первым выпрыгнул в окно осаждённой боевиками школы. Он вывел почти сотню ребятишек.Потрясению взрослых людей не было предела, когда среди взрывов и выстрелов той страшной бойни, из разбитого окна выскочил окровавленный мальчишка, а за ним вдруг повалили девочки в разодранных окровавленных, грязных платьях, малыши в трусиках, все в крови, своей и чужой, в пыли и пороховой гари. Там, откуда бежали дети, рвалось и ухало, свистели пули. Боевики не ожидали такого поступка от запуганных насмерть детей, которые, до сих пор, беспрекословно, все сидели по углам, сбившись в хаотичные кучки , трясясь от страха. И вдруг, рванули, как по команде, за одним пацаном! На счастье, в переулке дежурила "Скорая", на которую бежавшие дети налетели. Сашку подхватили на руки, он стал первым пациентом у врачей в этом кошмарном дне. Дети бежали один за другим, мужчины бросались к своим автомобилям - везти детей в больницы. А Сашка лежал лицом вниз на носилках и еле слышно, дрожавшим голосом, рассказывал врачам, время от времени переводя дыхание и глотая слёзы, что с ним произошло: - Боевики над нами издевались....били нас...пинали берцами. Воды не было, и мы все пили мочу. Мы все раздетые сидели, они разрывали на нас одежду, даже на девочках, и один террорист увидел у меня крестик на шее. ... Он начал тыкать стволом автомата в мою грудь и потребовал: "Молись перед смертью своему Богу, неверный!". И сорвал крестик с шеи. Мне было очень страшно! Я не хотел умирать! Я не знал как молиться! Про Бога я знал только два слова. И я закричал: "Христос Воскрес!" И бросился в открытое окно...не знаю как это получилось. Позже, мама одной из спасшихся девочек говорила репортёрам, что её дочь в числе сотни других побежала за этим смелым мальчиком, сама не знает, почему....какая то Сила подняла с пола и толкала к окну. Услышала этот истошный крик:"Христос Воскрес!" и побежала...... Многие остались там...а она побежала.... Диана изрезала все свои ступни битым стеклом, как все бежавшие дети. Но жива! Жива! Не зря она, мама, молилась под стенами школьного здания всё время, пока дочь с другими детками была в заложниках.. Мать свято верит, что Диану спас Бог! Два слова:"Христос Воскрес!", выкрикнутые в отчаянии одним мальчиком, спасли в тот день сотню жизней. Господь умеет спасать тех, кто понадеялся на Него всем своим сердцем!..

Как святой Илья Муромец женщину спас.

Как святой Илья Муромец женщину спас.

По Святой Лавре шла экскурсия паломников, прибывших из разных мест. На подходе к Ближним Антониевым пещерам одна женщина пожилого возраста, попросила проводника: «Подведите меня пожалуйста к мощам Ильи Муромца». «Хорошо», - обещала гид. Группа зашла в пещеры. Женщина снова с волнением обратилась к сопровождающей: «Где мощи Ильи Муромца?» Ее успокоили: «Я вам покажу. Они в конце маршрута». Люди продвигались по пещерам, прикладывались к мощам, молились. Пенсионерка опять умоляюще обернулась к проводнику: «Вы не забыли, что мне нужно к мощам Ильи Муромца?» Гид успокоила: «Конечно, я помню». Когда группа, наконец, подошла к раке преподобного, женщина упала на колени перед мощами, начала очень сильно плакать и громко всхлипывать, не в состоянии сдержать своих чувств. Вокруг нее собралось много людей с сочувствием глядящих на распростершуюся у мощей пенсионерку. Она рыдала навзрыд и не могла остановиться. Припадала к раке с мощами и целовала ее. Увидев, что ее окружили паломники, она смутилась и сквозь рыдания проговорила: «Люди добрые, я плачу не с горя, а с радости. Я приехала поблагодарить этого великого угодника». И поведала, что с ней произошло. Эта раба Божия была больна редкой и неизлечимой болезнью – сибирской язвой, которая достигла той фазы, когда ткани тела уже начали отделяться от костей. Она днями лежала в своей комнате, не вставая с постели, очень страдала от боли и уже ожидала смерти. Однажды она задремала и увидела странное видение – полусон-полуявь. Приходит к ней богатырь в древнерусских одеждах, в шлеме и кольчуге. Болящая изумленно наблюдала за ним, поскольку никогда таких людей не видела. А богатырь тем временем берет косу, идет вокруг нее по полю и косит траву, из которой выползают змеи, убегают в разные стороны и исчезают. Богатырь, ласково посмотрев на страдалицу, говорит: «Больше ты болеть не будешь. Господь благоволил тебя исцелить. Ты наследница по крови нашего рода. Я Илья Муромец. Мои мощи лежат в Ближних пещерах Киево-Печерской Лавры». На тот момент болящая была человеком невоцерковленным и с недоумением внимала словам диковинного гостя. Она не могла знать, что молитвами святого сподобилась тонкого видения, хотя различала, что это не обычный сон. «Я слушала и не понимала, о чем он говорит, - рассказывала женщина людям, столпившимся послушать ее в пещере возле раки чудотворца. - Дальше Илья Муромец сказал мне: "В нашем роду по мужской линии до трех лет никто ногами не ходил". И я вспомнила, что действительно ни мой дед, ни мой отец до трехлетнего возраста не ходили ногами. И все в нашем роду были очень крупного телосложения». Надо сказать, что и сама паломница была весьма крупная, ширококостная, высокая, но не толстая. Сколько она помнила, их род жил в Донецкой области. Видение закончилось, и женщина открыла глаза. И сразу почувствовала, что нет той жуткой боли, от которой она столько страдала и мучилась. С радостью и волнением она прислушивалась к новым ощущениям в теле. Ей вдруг захотелось включить телевизор, который стоял у нее в комнате. Она протянула руку к пульту, нажала клавишу и потрясенная замерла. По телевизору в этот момент шла передача о Киево-Печерской Лавре и как раз рассказывали об Илье Муромце. Женщина была невозможно изумлена таким совпадением. Она все яснее ощущала, что у нее ничего не болит, начала двигать руками и ногами. «Я встала на ноги и поняла, что могу идти. И только тут осознала, что со мной произошло чудо, о котором сказал святой богатырь в видении - делилась исцеленная. - Слезы неудержимо заливали лицо, сердце выскакивало из груди. Невозможно описать мои чувства. И тогда я дала обет: как только смогу собрать нужную сумму от пенсии, обязательно приеду в Киев, приду в Киево-Печерскую Лавру и поблагодарю Илью Муромца за исцеление. И вот я приехала к этому великому святому. К былинному русскому богатырю. К своему предку». Когда женщина окончила рассказ, плакали все в пещерах. Эта чудесная история, случившаяся в наши дни, никого не оставила равнодушным. Жительница Донбасса не назвала своего имени. А все вокруг были настолько ошеломлены услышанным, что не спохватились спросить об этом исцеленную. Господь положил ей на сердце поведать случившееся во свидетельство милости Божией и заступничества Своего угодника.

Проси Сына моего.

Проси Сына моего.

Вспоминаю случай из своего далёкого детства. Случай, перевернувший всю мою жизнь. Мы были деревенскими, и, когда начался голод, мать не стала ждать, пока все её дети погибнут, а снарядила нас, старшеньких, в город. – Идите, детки, идите, может, и прокормитесь. Что подадут, что попросите. А тут – совсем худо. – Мам, а ночевать-то где? – спросил я. – В подвалах ищите, в конюшнях, а лучше – к Храму Божьему держитесь поближе. Прощание было коротким. Старый армяк на мне, сестрёнке мать дала свой платок. И пошли. Мне в ту пору исполнилось двенадцать, а Маше – семь лет. Город ошеломил нас: крики, суета, всюду движение. Но стоило свернуть с главной улицы, и становилось тихо, как в деревне. Я не боялся, а сестрёнка пугалась, все норовила спрятаться мне в бок, пищала: «Саш, а мож, вернёмся? Мамка дома…» Мамка-то дома, да только не ждёт. С ней четверо остались. Я внимательно оглядывал подворотни. Подвалы закрыты, конюшни и подавно. Тогда я поднял голову и стал смотреть вверх. Немного погодя увидел, как заблестели верхушки куполов. Туда и потянулись. Городской храм – не чета деревенскому. Высокие ступени, белокаменный. Я заробел. Как подойти, как просить? Поодаль, ближе к воротам, стояли нищие: все больше калеки, старички и старушки. Но я не смел стать рядом, мне что-то мешало, внезапно стало душно и тяжело. Из открытых дверей поодиночке выходили люди. День был будничный, обедня, по всему, давно кончилась. Я вошёл, покружил, посмотрел на горящие свечи, полюбовался резными воротами алтаря. Тихо, спокойно. Но что же делать? – мучил вопрос. Вышел из храма. Сестрёнка ждала на ступеньках. Она хотела есть, но молчала, надеялась на меня. Мимо прошла хорошо одетая женщина. Я проводил её взглядом – и вдруг бросился к ней, горячо умоляя: «Матушка, матушка, возьмите меня в работники, я всё умею! Я – деревенский, сильный. Воду носить, дрова колоть, и за лошадьми…» Но женщина заторопилась прочь, оглядываясь на меня чуть ли не в ужасе. Однако я не огорчился, наоборот, обрадовался, потому что, как мне казалось, нашёл решение. Наниматься в работники – это привычно: мать всегда посылала нас по деревне, людям помогать. Нас и накормят, и, бывало, заплатят. Только тут меня никто не знал. Я кидался к одному, к другому – все спешили мимо, оглядываясь подозрительно, с опаской. Время шло. Сестрёнка жалась в платок. Нищие познакомились с нами, стали её учить: «Ты ручку-то протяни, протяни, не бойся». Она вытянула руку. Пальцы посинели от страха и напряжения. Глаза с мольбой смотрели на меня: «Саш!» Мне стало не по себе… Сырая осень загнала солнце за тучи, потянуло ветром. Ни еды, ни ночлега. Ей что-то подали, мелкую монету, и я тут же спрятал её глубже в карман, чтоб не потерять. К вечеру мы совсем отчаялись. Нищие разбрелись кто куда, храм закрыли. Оказавшись за оградой, я почувствовал, что надеяться не на что, взял сестру за руку и пошёл. Купить что-либо на монетку оказалось невозможно: слишком мелкая. Остановился и огляделся вокруг. Окна светились тёплым сиянием огоньков. Столько еды, тепла! Ладошка сестры окоченела от холода. Мы забились в какой-то угол между домами, где ветер не так донимал, я натаскал соломы, разбросанной по переулкам, обнял её покрепче. Зажмурился, а перед глазами – дом. Дрова ещё оставались, и мать топила, и даже когда голодно, всегда находилось место между младшими братьями и сёстрами, чтобы согреться и уснуть. Вернуться? Но её глаза… С ней четверо остались. Я самый старший, а значит, ел больше всех… Через три-четыре дня стало понятно, что нам не выжить, не прокормиться. Подавали так мало, что едва хватало на маленькую лепёшку, пару яблок. Сестра ослабла и уже не могла стоять, она сидела на ступеньках, склонив голову на плечо, и всё время молчала. Ночевали мы за храмом, в кустах, прижавшись к стене: берегли силы. …Той ночью поднялся ветер и выгнал нас из убежища. Взяв сестру на руки, я перенёс её ближе к дверям: здесь было тихо. И задремал. Внезапно дверь храма распахнулась, и из неё вышла Женщина. Я даже не понял, почему проснулся. Просто открыл глаза и увидел Её: невысокого роста, одета в глухое монашеское одеяние, на голове плат. Подойдя к нам, склонилась и глянула мне в лицо. Я похолодел. Вдруг Она открыла уста и тихо сказала: «Что ж ты не молишься? Проси Сына Моего!» Затем повернулась и скрылась внутри. Церковь открыта! – осенило меня. В один миг я очутился у двери. Та была заперта, и большой замок висел так, как сторож оставил его. Я долго дрожал, пытаясь унять страх, и жался ближе к сестре. Пока вдруг слова не ожили в моей памяти: «Что ж ты не молишься? Проси Сына Моего…» Какого Сына?! Едва я дождался утра. Церковный сторож не спеша открывал дверь, а я стоял рядом, подпрыгивая от нетерпения. Вошёл, рысцой обежал храм, заглянул в каждый угол: Женщины не было. И вот, в тот момент, когда я стоял, озадаченный, на меня с большой, во весь рост иконы глянула Богородица. Столько раз я смотрел на этот чистый Лик, но лишь сегодня увидел глаза. Это были те же глаза, и выражение то же! Долго я вглядывался. И чем больше смотрел, тем отчётливее стучало сердце: Она! Её Лик! Мой детский разум не мог понять: как, почему. Я просто смотрел и видел ту же мягкую линию губ, ту же ласку, когда Она сказала: «Проси Сына Моего!» Огляделся, поискал глазами священника. Рассказать? И смутился: да кто ж мне поверит? И тогда я повернулся к Сыну. Молиться я не умел. Когда жив был отец, он всегда серьёзно, неторопливо читал перед едой «Отче наш», и мы все негромко повторяли. Но отец умер, и в доме не молились. Я зашёл за колонну, сосредоточился. «Отче наш, Иже еси на небесех, – начал тихонько, – да святится имя Твое…» Молитва лилась легко, схваченная раз и навсегда прочной детской памятью, но что означали эти слова – я не понимал. Закончил, перевёл дух, и вдруг просто поднял голову, глянул Ему в лицо – и горячо, горячо зашептал. Я рассказал Ему всё: и про голод, и про мамку, и про то, что она не виновата, ведь нас шестеро в семье, а отца давно нет, и лошадь продали, потому что некому пахать. И про сестру, которая там, за дверью, милостыню просит, только не дают, а если и дают, то так мало… Чего только я не наговорил в тот первый раз! Он слушал меня, глядя спокойными, глубокими глазами. А я весь вспотел, несколько раз утирал набегающие слезы, но плакать не хотел, а просто говорил и говорил. И когда закончил, опустился неловко на колени и прижался лбом к холодной стене. Растревоженная душа моя болела, но в неё уже вселилось что-то новое, неизведанное ранее: покой, чувство защищённости. Я не ожидал, что сию минуту в моей жизни что-то изменится, просто не думал об этом, но успокоился, потому что попросил… Времени прошло немало. Когда вернулся к сестре, она стояла, плотно зажав конец платка в кулаке. Так я научил: подадут что – прячь в платок и держи крепко, пока мне не отдашь. Маленькая, ещё потеряет… Она раскрыла ладонь, и я глазам своим не поверил: на тёмной ткани сияла чистая серебряная монета! У меня едва ноги не подкосились. Голод, только что пережитое волнение сделали меня слабым, и я упал на ступени. Отдышался, унял дрожь. Потом резко поднялся и побежал в лавку. Лавочник подал мне белую булку и целую горсть мелкой монеты: сдачу. Сестре я купил леденец. А потом всё потекло. Люди привыкли ко мне и звали помочь по хозяйству, давали маленькие поручения. Сестрёнка просила, а я – целый день то туда, то сюда. Ощущение было такое, будто Кто-то сильный вмешался в нашу судьбу. Ничего не выдумываю, я это видел! Едва начиналось утро, и открывали храм, я входил, прятался за колонны и молился. Я не просил – умолял! Благодарил, рассказывал, сколько заработал, и что нас уже несколько раз звали ночевать добрые люди, и многое другое. Изливал свою радость – и убегал. Уже глубокой осенью знакомая барыня взяла меня в услужение, в свой дом. А Марию в приют устроила. Ей там платьишко дали, шубейку тёплую. А я и вовсе в новом ходил. Хозяйка приказала меня и одеть, и обуть. «Я когда увидела, Саша, как ты молишься, – сказала она мне много времени спустя, – то сразу поняла: такой человек ни обманывать, ни воровать не станет». Так и жил у неё. Старался, как мог, с утра до вечера то по поручениям, то по дому. Мы, деревенские, к работе привычные. Даже не уставал. А когда настала весна, отпросился у барыни на три дня и поехал домой. Нашёл на рынке мужиков из наших мест, заплатил. Погрузил на телегу мешок картошки, муки. Когда добрался, оказалось, мать похоронила двух младшеньких, сестрёнку и брата. Она долго меня обнимала, просила прощения. «Мам, ну, ты что…» – отнекивался я басом. А когда все уснули, рассказал ей про ту Женщину из храма. Она опять заплакала, потом встала на лавку, взяла из красного угла икону Божьей Матери и нежно поцеловала. Елена Черкашина

Показано 37-45 из 97 рассказов (страница 5 из 11)