Видео-рассказы

Духовные истории и свидетельства, которые вдохновляют и поучают

Подвиг аввы Моисея Мурина
13:13

Подвиг аввы Моисея Мурина

В те далёкие времена, когда египетские пустыни были населены подвижниками, искавшими спасения души в безмолвии и молитве, когда раскалённые пески Скита принимали в свои объятия тысячи иноков, бежавших от суеты мира, — в те времена жил один старец, о котором люди говорили с благоговением и страхом одновременно. Имя его было Моисей, и прозвали его Мурином за чёрный цвет кожи, ибо родом он был из далёкой Эфиопии. Но не цвет кожи делал его особенным среди братии скитской. История его жизни была настолько удивительна, что казалась притчей, сочинённой для назидания, а не подлинным жизнеописанием. Однако всё, что рассказывали о нём, было правдой — суровой, страшной и вместе с тем обнадёживающей правдой о безграничном милосердии Божием. Некогда этот человек был рабом. Не просто рабом — он был невольником с буйным нравом и непокорным сердцем. Обладая огромной физической силой и вспыльчивым характером, он в гневе убил другого раба. Страх перед наказанием заставил его бежать от хозяина, и он примкнул к разбойникам. Там, среди людей, поставивших себя вне закона, его жестокость и ум быстро вознесли его на самую вершину — он стал атаманом шайки. Имя Моисея наводило ужас на целые области. Его разбойничья шайка не знала пощады. Грабежи, убийства, насилие — всё это было обычным делом для тех, кто следовал за ним. Он был страшен в гневе и беспощаден в мести. Казалось, ничто не могло изменить этого человека, закалённого в преступлениях, обагрившего руки кровью невинных. Но Бог, Который видит сердце каждого человека и знает тайные пути к его душе, нашёл дорогу и к сердцу разбойника Моисея. Случилось нечто — об этом событии святые отцы говорят кратко, не вдаваясь в подробности, ибо важно не то, что именно произошло, а то, что сердце человеческое, даже самое ожесточённое, может смягчиться. Моисей пришёл в монастырь. Бывший атаман разбойников, человек, от которого бежали в страхе целые селения, пришёл к дверям обители и попросил принять его в братию. Представьте себе этого человека — огромного, чернокожего, с руками, привыкшими к оружию, с глазами, видевшими смерть бесчисленное множество раз. Он стоял у ворот монастыря, и, вероятно, монахи смотрели на него с опаской и недоумением. Но приняли. Потому что Церковь — это не собрание праведников, а врачебница для грешников. И чем тяжелее болезнь, тем более необходимо исцеление. Путь от разбойника к святому не бывает лёгким. Страсти, которые копились годами, не отступают по первому желанию. Моисей постился так строго, что другие монахи дивились его воздержанию. Он молился долгими часами, изнуряя тело бдениями. Но страсти не отпускали его. Особенно тяжко одолевала его страсть блудная — в сонных видениях бесы терзали его душу, и казалось, что борьба эта никогда не закончится. Снова и снова приходил он к своему духовному наставнику, авве Исидору, прося совета. Опытный старец терпеливо учил его: не пресыщаться пищей, проводить ночи в молитве, не преклоняя колен, чтобы не заснуть и не подвергнуться искушениям. Моисей исполнял всё это с той же суровой решимостью, с которой когда-то совершал свои разбойничьи набеги. Но теперь он воевал не с людьми — он воевал с самим собой, с собственной падшей природой. В особенно тяжёлые ночи он обходил келлии своих братий, черпая для каждого воду из колодца. Это была тяжёлая работа — колодец был глубок, а многие старцы жили вдалеке от него и не могли сами носить воду. Моисей делал это тайно, по ночам, чтобы никто не знал. Он служил тем самым монахам, которые, возможно, поначалу боялись его, косились на него с недоверием. Смирение своё он выражал не словами, а делами. Однажды ночью, когда он склонился над колодцем, некая невидимая сила ударила его в спину с такой силой, что он упал замертво и пролежал без сознания до рассвета. Это было испытание — и он прошёл через него. Постепенно, год за годом, страсти отступали. Не сразу, не вдруг, но медленно и верно благодать Божия исцеляла израненную душу. Прошло много лет. Моисей, который пришёл в пустыню грешником, каким мало кто бывал, стал великим подвижником. Бог даровал ему власть над демонами — ту самую силу, которую стяжают лишь те, кто прошёл через долгую и тяжёлую борьбу с собой. Он мог одним словом изгонять бесов, одним взглядом успокаивать смущённую душу. Слава о его подвигах стала распространяться за пределы Скита. И вот однажды до правителя той области дошли слухи о великом старце Моисее, который некогда был разбойником, а теперь стал святым. Правитель, движимый любопытством и, возможно, искренним желанием увидеть такого необычного человека, решил посетить пустыню. Весть об этом дошла до старца. И тогда Моисей поступил так, как поступают истинные подвижники. Он не стал ждать почёта и славы. Он не остался в своей келлии, готовясь принять важного гостя. Нет — он встал и пошёл прочь, желая скрыться. По дороге он встретил самого правителя со свитой. Вельможа, не узнав в этом простом старце того, кого искал, обратился к нему с вопросом: — Скажи нам, старец, где келья аввы Моисея? Мы пришли повидать его. И тогда Моисей, глядя на правителя спокойными глазами, в которых уже не было ни тени того огня, что некогда пылал в душе разбойника, ответил: — Чего вы хотите от него? Он человек глупый и грешный. Вельможа поблагодарил старца и пошёл дальше. Когда же он пришёл в церковь и рассказал клирикам о встрече, те печально покачали головами: — Это и был сам авва Моисей. Он сказал это о самом себе, потому что не желал встречаться с вами. Услышав это, правитель пришёл в изумление. Какое смирение! Какое незлобие! Человек, о котором говорили как о великом подвижнике, назвал себя глупым и грешным — и не из ложного смирения, а потому что действительно так считал. Он помнил, кем был. Он помнил свои грехи. И эта память делала его смиренным. Правитель вернулся домой, получив урок, которого не ожидал. Он искал встречи со святым — и встретился с ним, но не узнал. Потому что истинная святость не кричит о себе, не выставляет себя напоказ. Она скрывается, уходит, называет себя недостойной. Ещё одна история раскрывает глубину смирения аввы Моисея. Когда прошло много лет подвижнической жизни, епископ решил рукоположить его в сан диакона. Это была великая честь, которой удостаивались лишь немногие. В день рукоположения епископ облёк Моисея в белую одежду и сказал, улыбаясь: — Вот теперь авва Моисей весь бел! Слова эти были сказаны с любовью — ведь Моисей действительно был чёрен лицом, и белые одежды составляли разительный контраст с его кожей. Но старец воспринял эти слова серьёзно. Он посмотрел на епископа и тихо спросил: — Владыко, что делает человека чистым — внешнее или внутреннее? В этом вопросе была вся его жизнь. Снаружи — белые одежды, знак священного сана. Но что внутри? Моисей помнил. Он помнил каждое убийство, каждое ограбление, каждый грех своей прошлой жизни. И как можно считать себя достойным после такого прошлого? Епископ, желая испытать его смирение, велел клирикам изгнать Моисея из алтаря, говоря оскорбительные слова: — Выйди вон, мурин! Ты недостоин быть здесь! Моисей вышел без единого слова протеста. И когда он был один, говорил сам с собой: — Правильно с тобой поступили, пёс, правильно, чёрный эфиоп! Ты действительно недостоин входить в святое место. Он не возмутился. Он не обиделся. Он принял унижение как должное, потому что считал себя худшим из людей. Епископ, видя такое совершенное смирение, понял, что перед ним действительно святой человек, и рукоположил его во пресвитера. Прошло ещё много лет. Моисею было уже семьдесят пять, когда до монастыря дошла весть: разбойники собираются напасть на обитель. Старец собрал братию и благословил всех уйти, спасаясь от смерти. Но сам остался. Ученики умоляли его бежать вместе с ними, но он спокойно ответил: — Я уже много лет ожидаю времени, когда исполнится на мне слово Господа: «Взявшие меч от меча и погибнут». Я был разбойником. Я убивал. Теперь пришло время принять смерть от тех, кем сам когда-то был. С ним осталось семь учеников. Когда разбойники ворвались в монастырь, Моисей не сопротивлялся. Он принял смерть как мученик, и один из учеников, успевший спрятаться, видел, как с неба сошли семь венцов и опустились на тела убитых. Так закончил свой земной путь великий подвижник Моисей Мурин. От разбойника до святого. От убийцы до мученика. Но даже на вершине святости он оставался смиренным. Даже когда все почитали его как великого старца, он считал себя недостойным грешником. В этой истории скрыта великая истина. Святость — это не то, что человек выставляет напоказ. Истинный подвижник не ищет славы, не стремится к почестям, не желает, чтобы о нём говорили. Когда приходят люди, желающие увидеть его святость, он скрывается. Когда его хвалят, он называет себя грешником. И это не лицемерие, не ложное смирение — это подлинное видение себя. Авва Моисей действительно помнил, кем был. Он не забывал своего прошлого, не вычёркивал из памяти годы разбоя и убийств. Но именно эта память делала его смиренным. Он знал, из какой бездны его вытащила благодать Божия. Он знал, что если бы не милость Господа, он так и остался бы разбойником и погиб бы в своих грехах. Потому и называл себя «глупым и грешным», когда правитель искал встречи с ним. Потому и спрашивал епископа, что делает человека чистым — внешнее или внутреннее. Потому и принимал оскорбления с покорностью, считая себя недостойным священного сана. Церковь хранит память об этом великом подвижнике не только ради назидания. История Моисея Мурина — это свидетельство того, что нет греха, который был бы сильнее милосердия Божия. Нет прошлого, настолько тёмного, чтобы благодать не могла его осветить. Нет человека, настолько падшего, чтобы покаяние не могло его поднять. Но путь этот долог и труден. Моисей боролся со страстями годами. Он не сразу стал святым. Он проходил через искушения, через падения, через отчаяние. Но он не сдавался. И самое главное — он никогда не возносился. Даже став великим подвижником, он помнил, кем был, и это делало его по-настоящему великим. Такова история скрытого подвига аввы Моисея. Подвига, который прятался от людских взоров, убегал от славы, называл себя недостойным. Подвига истинного смирения, которое и есть основание всякой святости. **Источник:** Древний Патерик, Глава 8 «О том, что ничего не должно делать напоказ», история №12 Также: Житие преподобного Моисея Мурина в пересказе святителя Димитрия Ростовского Ссылка: https://azbyka.ru/otechnik/Zhitija_svjatykh/drevnij-paterik/8 **Память преподобного Моисея Мурина:** 28 августа / 10 сентября

Старец и вор.

Старец и вор.

В те далёкие времена, когда египетская пустыня ещё только начинала наполняться подвижниками, когда первые отшельники уходили в безмолвие песков, спасаясь от суеты мира, жил в этой выжженной солнцем земле великий старец — авва Макарий Египетский. Не сразу пришла к нему слава святости, не вдруг открылась миру его мудрость. Но те, кто знал его, видели в нём то, что редко встретишь даже среди подвижников: совершенное незлобие, полное отсутствие привязанности к вещам земным, ту свободу духа, которая делает человека подобным ангелам. Келья его стояла в пустынном месте, вдали от Скита — того места, где селились монахи общинами. Авва Макарий любил безмолвие, любил одиночество, любил тишину, в которой слышен голос Божий. Здесь, среди песка и камня, под безжалостным солнцем египетского неба, он проводил дни свои в молитве и рукоделии. Плёл корзины из пальмовых ветвей, читал Священное Писание, стоял на коленях перед иконой, беседуя с Богом так, как беседуют с самым близким другом. Имущества у него было немного. Несколько книг — драгоценность в те времена, когда каждая книга переписывалась вручную на дорогом пергаменте. Циновка для сна. Глиняный кувшин для воды. Немного хлеба. Рабочий инструмент — бороздник, которым он обрабатывал пальмовые ветви. Плащ для холодных ночей. Вот и всё, что составляло земное достояние великого подвижника. Но и к этому немногому он не был привязан. Давно усвоил он слова апостола Павла: «Ничего не внесли мы в мир сей, явно, что ничего не можем и вынести из него». Однажды авве Макарию нужно было отлучиться из кельи. Может быть, он пошёл к источнику за водой — далеко приходилось ходить в пустыне за живительной влагой. А может, отправился к соседним братьям за советом или чтобы самому подать совет. Дело было уже к вечеру, солнце клонилось к закату, окрашивая песок в красноватые тона. В это самое время к его келье подошёл человек. Не монах, не паломник, не путник, ищущий благословения. Разбойник. Один из тех, кто промышлял грабежом на пустынных дорогах, кто не знал ни жалости, ни совести, чьё сердце огрубело от постоянного насилия. Он знал, что монахи иногда получают подаяния от богомольцев, что у них бывают книги, масло для лампад, немного денег. И вот он пришёл взять то, что плохо лежит. Вор огляделся — никого. Старца нет. Удобный случай. Он вошёл в келью и начал действовать быстро, по-хозяйски. Вынес вещи старца наружу, где стоял его верблюд. Взял книги — их можно продать. Взял плащ — пригодится. Взял то немногое, что там было. Начал навьючивать всё это на верблюда, торопясь закончить дело до возвращения хозяина. Но вот на дороге показалась фигура. Старец возвращался. Разбойник насторожился, приготовился к сопротивлению, к бегству — как повернётся дело. Рука его инстинктивно потянулась к ножу за поясом. Но авва Макарий, увидев происходящее, не вскрикнул, не побежал звать на помощь, не стал упрекать грабителя. Он подошёл спокойно, как будто ничего особенного не происходит. Посмотрел на разбойника не гневным взглядом, не осуждающим, а просто — по-человечески. И сказал тихо, ровным голосом: — Брат, вижу, ты навьючиваешь верблюда. Позволь, я помогу тебе. И, не дожидаясь ответа, авва Макарий начал сам брать свои вещи и укладывать их на спину верблюда. Спокойно, методично, как если бы помогал другу собираться в дорогу. Разбойник застыл в изумлении. Такого он не ожидал. Старик помогает грабить себя? Что это? Насмешка? Ловушка? Но в лице старца не было ни насмешки, ни хитрости. Только простое, доброе участие. Он правда помогал — аккуратно укладывал вещи, завязывал их, чтобы не упали в дороге. Говорил при этом совсем простые слова: — Вот эту книгу положи сюда, иначе соскользнёт. А плащ лучше наверх, видишь, так удобнее будет. Они работали вместе — старец и вор. Молча. Только изредка авва Макарий подавал короткие советы, как лучше уложить поклажу. Разбойник выполнял механически, всё ещё не понимая, что происходит. Всё его естество было готово к схватке, к бегству, к чему угодно — только не к этому тихому, мирному совместному труду. Наконец всё было навьючено. Разбойник толкнул верблюда, чтобы тот встал. Обычно покорное животное всегда слушалось хозяина. Но сейчас верблюд не поднимался. Вор толкнул его сильнее — безрезультатно. Ещё раз, и ещё. Верблюд упрямо оставался на месте, как будто какая-то невидимая сила держала его. Авва Макарий посмотрел на верблюда, затем на разбойника, и вдруг вспомнил: — Постой, брат. Кажется, я знаю, в чём дело. Он вернулся в келью. Там, в углу, лежал его бороздник — инструмент, которым он работал каждый день. Старец взял его, вынес, бережно положил на верблюда поверх остальной поклажи и сказал: — Вот, брат. Видимо, верблюд ждал и этого. Теперь всё. Он легонько ударил животное ногой и произнёс: — Встань. Верблюд тотчас поднялся, как будто и не было никакого упрямства. Встал легко, покорно, готовый идти в путь. И вот тут что-то сломалось в душе разбойника. Что-то давно забытое, замурованное толстым слоем жестокости и греха, вдруг дрогнуло и ожило. Он смотрел на старца — на его спокойное, доброе лицо, на его простую одежду, на его руки, которые только что помогали грабить самого себя. Смотрел и не мог понять. Почему этот человек не гневается? Почему не проклинает? Почему отдаёт последнее — даже то, без чего не сможет работать? Почему в его глазах нет ни злобы, ни обиды, ни даже тени укоризны? И вдруг разбойник понял. Понял то, чего не мог бы объяснить словами, но что вошло в сердце его как луч света во тьму. Понял, что перед ним стоит человек, который живёт по-другому. Совсем по-другому. Человек, для которого вещи — ничто, а любовь к ближнему — всё. Человек, который исполняет слова Христовы не на словах, а на деле: «От взимающего твоё не требуй назад». Слёзы выступили на глазах грабителя — первые слёзы за долгие годы. Руки его задрожали. Он начал развязывать поклажу, снимать вещи с верблюда, возвращать их обратно. Работал торопливо, судорожно, как будто боялся, что сейчас это странное, светлое чувство покаяния уйдёт, и он снова станет прежним. — Отец, — проговорил он сквозь слёзы, — прости меня. Я... я не знал... Старец положил руку ему на плечо: — Бог простит, чадо. А я что? Я уже простил. Ещё когда увидел тебя здесь. Бери вещи эти, если нужны тебе. Не жалко. — Нет! — воскликнул разбойник. — Нет, отче. Я не возьму ничего. Поистине, ты — человек Божий. И я... я хочу быть таким же. Он всё вернул в келью. Всё до последней вещи. Даже бороздник аккуратно положил на прежнее место. А потом упал к ногам старца: — Научи меня жить так, как ты живёшь. Научи любить так, как ты любишь. Научи прощать так, как ты прощаешь. Авва Макарий поднял его, обнял, как отец обнимает блудного сына, вернувшегося домой. — Оставайся здесь, брат. Будешь жить рядом. Научу тебя молитве, научу труду, научу борьбе с помыслами. А главное — покажу путь к Богу. И остался бывший разбойник в пустыне. Стал иноком. Прошёл долгий путь покаяния, очищения, преображения. Годы трудов, годы молитв, годы борьбы с самим собой. Но тот вечер, когда он встретил старца, помогавшего грабить себя, остался в его памяти навсегда. Это был день его второго рождения. А авва Макарий продолжал жить своей тихой жизнью. Плёл корзины, молился, принимал приходящих за советом. И иногда рассказывал эту историю братии, когда его спрашивали о незлобии. Рассказывал просто, без украшений, как было. И заканчивал всегда одними словами: — Видите, братия? Не гнев обращает человека к Богу, не упрёки, не угрозы. А любовь. Простая, тихая, деятельная любовь, которая не требует ничего взамен. Которая отдаёт последнее. Которая не помнит зла. Вот она-то и побеждает сердца. Вот она-то и приводит души ко Христу. В этом простом случае, в этой встрече старца и разбойника, заключена великая истина. Истина о том, что сила незлобия больше силы оружия. Что один поступок настоящей христианской любви действует сильнее тысячи проповедей. Что Господь созидает Своё Царство не через насилие и принуждение, а через кротость и смирение тех, кто всерьёз следует Его заповедям. Так и передаётся эта мудрость из поколения в поколение. Так и живёт Церковь — силой любви, которая сильнее смерти, и незлобием, которое побеждает зло. Источник: Древний Патерик, изложенный по главам. Глава XVI. О незлобии, история №12. (Перевод святителя Феофана Затворника). Также: Древний Патерик, Глава 16. О терпении зла, история №7 (по другой нумерации).