Видео-рассказы

Духовные истории и свидетельства, которые вдохновляют и поучают

Моя ты золотая

-Бабушка, бабушка, а правда нельзя говорить тьфу-тьфу и плевать через левое плечо? -Нельзя, моя хорошая, это все языческие суеверия! -Слышали, слышали, что бабушка сказала! - Аришка, вооружившись бабушкиным экспертным мнением, побежала к братьям и сестре, чтобы продолжить веселый спор на тему, что нужно сделать, чтобы сбылось загаданное желание. У бабы Тани было четверо внуков: самый старший - обстоятельный Алёшка, вторая за ним - сорви голова Алёнка, дальше - нежная и ранимая Аришка и самый младший - очень дружелюбный и подвижный Сашок. Все внуки были от разных детей. У бабы Тани их было пятеро, три дочери и два сына. Только у одного из сыновей не было кровных детей, он сошелся с женщиной и воспитывал ее ребенка. Мальчик был уже взрослый и редко приходил к бабе Тане, хотя каждый раз она звала его к себе в гости. Всех своих внуков баба Таня очень любила. Несмотря на нелегкую жизнь, а на бабе Тане помимо работы был дед, дом, домашнее хозяйство и огород, она при каждом удобном случае просила детей привезти ей внуков "на ночку". Бывали дни, когда все внуки одновременно с родителями приезжали к бабе Тане. Для всех - это был праздник. Все вместе накрывали на стол, жарили картошку с мясом, резали сало, доставали всякие соленья. Позже родители уезжали, а "банда", как любовно называла внуков бабушка, укладывалась спать. Утром баба Таня вставала "чуток пораньше", как она говорила, часа в 4 утра, вместе с дедом кормили скотину, убирали в сарае. Затем баба Таня шла замешивать тесто для блинчиков. Когда внуки просыпались, на кухне их уже ожидала гора ароматных зажаренных блинчиков, тонких-тонких, почти кружевных. К блинчикам бабушка доставала банку малинового варенья из погреба. Вкуснее этой еды не было ничего. К обеду бабушка варила целую кастрюлю куриного бульона из домашней курицы, параллельно натирала домашней лапшы. Пока суп готовился она просила ребятню "сгонять за хлебом", при этом денюшку "случайно" давала так, чтобы всем четверым еще хватило на порцию пломбира. Когда суп был готов, бабушка разливала его в эмалированные чашечки, туда же клала по кусочку вареной курицы, нарезала мягкий хлеб и сажала кормить детвору. К вечеру приезжали родители и забирали детей по домам, но и тут бабушка ухитрялась кого-нибудь из четверых выклянчить у родителей еще "на ночку". Больше всего она любила, когда оставалась Аришка. Девочка была поздним ребенком от старшей дочери и много болела. Баба Таня все время старалась Аришку откормить. Она считала, что у девочки от беготни на свежем воздухе будет лучше "нагуливаться" аппетит и просила дочь как можно чаще оставлять внучку. Аришка тоже любила бывать у бабы Тани. Когда бабушка закачивала все дела, она приходила в комнатку Аришки и рассказывала ей волшебные сказки на ночь. В этих сказках всегда в главной роли была принцесса, которая по характеру и даже внешне по описанию бабушки была очень похожа на саму Аришку. Принцесса в бабушкиных сказках училась отстаивать свое мнение, дружить, быть честной, почитать старших и даже закаляться. Эти поучительные истории о принцессе очень нравились Аришке, она представляла в роли принцессы себя. Однажды баба Таня рассказала очередную историю про принцессу, в которой та своими успехами в учебе привлекла внимание прекрасного принца и спустя годы он предложил ей стать его женой. -Бабушка, а если у меня что-то не будет получаться, что мне делать? - задумалась Аришка. -Моя ты золотая, все у тебя обязательно получится, только верь в себя! - погладила ее по голове бабушка и поцеловала. Через несколько лет не стало дедушки. Какое-то время баба Таня держалась бодрячком, продолжая заботиться о всех, кроме себя. В ежедневных хлопотах и заботах баба Таня не успела заметить, как внуки выросли. Алешка уже закончил институт, Аленка училась на предпоследнем курсе, Аришка на первом, а Сашок заканчивал 11 класс. Все реже они все вместе приезжали к бабушке, да и бабушка с каждым днем становилась все слабее. В родительский дом переехала средняя дочь бабушки с Аленкой, чтобы быть рядом и ухаживать за бабой Таней. Однажды Аришка приехала навестить бабушку. В доме кроме бабы Тани никого не было. Бабушка попросила Аришку помочь ей выйти на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом. Аришка вывела бабушку, поставила стульчик и помогла ей присесть. Баба Таня присела, задумчиво посмотрела в небо, улыбнулась своим мыслям и вдруг начала приглаживать рукой свои седые непослушные пряди. -Бабуль, ты что это улыбаешься и марафет наводишь? - спросила Аришка. -Да кажется дедушку твоего разглядела, смотрит вон на меня! - совершенно искренне ответила баба Таня. Через несколько дней бабы Тани не стало. Вмиг осиротела вся семья. Баба Таня незаметно объединяла вокруг себя всех родных, была сердцем семьи. Пока она была жива ее уже совсем взрослые сыновья и дочки чувствовали себя детьми, ведь у них была мама. Близкие тяжело переживали боль от утраты бабы Тани. Особенно тяжело было Аришке. Общение с бабушкой всегда придавало ей сил и вселяло уверенность в себе. Шло время, Аришка закончила институт, устроилась на работу, вышла замуж, появились свои дети. В ее жизни были разные ситуации, иногда казалось, что впереди полный тупик и Арина точно не справится. В эти моменты она старалась выйти на улицу, поднимала голову и смотрела в небо. Ей казалось, что сквозь облака на нее смотрит баба Таня и как в детстве, успокаивая, говорит маленькой Арине: "Моя ты золотая, все у тебя получится, только верь в себя". После этого все проблемы каким-то чудом решались, девушка находила выход из самых сложных ситуаций. Аришка вновь смотрела в небо и одними губами шептала: "Спасибо, ба!"

1 просмотров • 3 месяца назад

Как-то радостно и тепло

Живые в помощи.

Есть удивительная молитва, Псалом 90 – «Живый в помощи Вышнего», эта молитва обладает Могущественной Силой, когда человеку угрожает смертельная опасность, если он прочитает эту молитву, то Господь — спасёт его от любой беды. Расскажу две истории об этой молитве, о том, как она спасает людей, в своё время эти истории сильно укрепили меня в вере в Бога. История первая. В 1990 году общался я как-то со своим товарищем офицером афганцем, был месяц август. Случайно нагнувшись он выронил из нагрудного кармана небольшую иконку, опередив его я поднял её и посмотрел, на ней был образ Господа Иисуса Христа и вот эта молитва «Живый в помощи Вышняго». Я удивился и спросил его неужели он верующий, на что он ответил утвердительно и рассказал мне следующую историю. Когда он пошел в армию, то мать провожая его, подарила ему эту иконку с молитвой и сказала, что если будет трудно, то пусть прочитает эту молитву трижды. Служил он долго, стал офицером и был направлен в Афганистан, командовать разведротой. В основном уходили в тыл к «душманам», делали засады на караваны с оружием и как-то раз сами попали в засаду. С первых же секунд нападения «душманы» больше половины его солдат положили, остальные успели рассредоточиться и залегли. Их окружили со всех сторон, начался жестокий бой, боеприпасы стали заканчиваться, ребят оставалось в живых всё меньше и меньше. И тогда он ясно понял, что живыми они отсюда не уйдут, их всех ждала неминуемая смерть. В самый критический момент мой товарищ вдруг вспомнил про просьбу своей матери, про то, что у него в нагрудном кармане есть иконка и молитва. Достав иконку, он стал читать эту молитву «Живый в помощи Вышняго», а дальше произошло — Чудо. Вдруг стало ТИХО - тихо, только пули беззвучно пролетали над головой, а его как бы накрыло — невидимым ПОКРЫВАЛОМ и он почувствовал себя в полной Безопасности, и понял, что с ним ничего — не случится. Подозвав к себе уцелевших солдат, он вместе с ними пошел на прорыв из окружения, и они пробились, все кто был с ним в этой атаке остались живыми. После этого случая он стал перед каждым походом в тыл врага читать эту молитву, и так до воевал до конца службы и вернулся домой. Эта история произвела на меня большое впечатление, в то время я ещё был некрещеный, но после этого твёрдо решил креститься и через месяц я принял Крещение. История вторая. В 1992 году летом в июле я помогал строить дачу своим родственникам. Нас было трое, дед Семен, которому было за семьдесят, его товарищ такого же возраста и я, ну естественно мне как самому молодому выпала вся тяжелая физическая работа. В процессе работы к нам подошел еще дед Никита, ему было больше восьмидесяти лет, он как бывший хороший плотник помогал нам советом. Поработав, сели обедать. За обедом старики стали вспоминать давно прошедшую Великую Отечественную войну, я сидел рядом и слушал, и тут я услышал историю как дед Никита в Бога поверил, а надо сказать, что он был глубоко верующим. Когда дед Никита, тогда еще молодой уходил на фронт в 1941 году, то его мать дала ему две молитвы, написанные листке бумаге: «Живый в помощи Вышняго» и «Да воскреснет Бог и расточатся враги Его», и сказала, чтобы он их постоянно читал. Но дед Никита тогда был большой атеист, молитвы, конечно, он взял, но не читал. Так и провоевал до 1943 года. А в 1943 году наши войска перешли в наступление и форсировали реку Днепр, вместе со всеми переплыл на тот берег и он. Его батальон, численностью 800 человек захватил плацдарм и был приказ удерживать занятую территорию до подхода основных сил. Вот тут-то всё и началось. Немцы, опомнившись, начали их атаковать, практически безпрерывно, в короткие минуты между атаками они обстреливали их из орудий и бомбили с воздуха. Так длилось целую неделю. Когда немцы начали усиленно бомбить и обстреливать из орудий и миномётов занятый плацдарм, дед Никита, видя, сколько вокруг него гибнет его товарищей понял, что может также как и они погибнуть здесь, а был молодой, умирать не хотелось. Вот тогда-то, под сильной бомбёжкой, он и вспомнил про наказ матери, достал молитвы, которые она ему дала и стал их читать. Прочитав молитву, как он потом рассказал, что он вдруг почувствовал, как его словно накрыло — Плотным Колпаком, и стало спокойно на душе, так прошел весь день. Теперь дед Никита уже без напоминания прочитывал свои молитвы с утра пораньше, до начала боя, читал во время боя и вечером. Когда, наконец, к ним пришла подмога, то из 800 человек солдат и офицеров целого батальона их осталось в живых всего — четверо, причем трое были ранены и только один дед был без единой царапины. Вот так дед Никита и поверил крепко в Бога. Он дошел до Берлина и штурмовал Берлин, и всю войну читал свои молитвы, которые ему дала мать, и вернулся домой живой и невредимый. Когда я слушал эту историю, то я вспомнил, что мне рассказал про молитву «Живый в помощи Вышняго» мой товарищ, который воевал в Афганистане и тоже остался живым и невредимым. Сравнив обе эти истории, я понял, что это за удивительная молитва Псалом 90 – «Живый в помощи Вышняго», и какую она имеет ВЕЛИКУЮ Силу — спасать и ЗАЩИЩАТЬ людей в любой самой страшной беде! Расскажу ещё про один случай с этой молитвой. Рассказал сам человек, с которым случилась эта история. Добавлю, что этот рассказ был напечатан в нескольких книгах. Когда началась война этого человека забрали в армию и наскоро обучив отправили на передовую. В первые месяцы 1941 года немцы быстро наступали, окружали и уничтожали много русских частей. Также произошло и с его частью она была окружена и разбита. Вместе со своим товарищем ему пришлось выходить из окружения, шли всегда ночью, а днем отсыпались. И вот вечером зашли они в одну деревню, в которой не было немцев и решили заночевать. Ночью, пока он с товарищем спал в одной хате, село окружили немцы. Из окна было видно, как колонна танков прошла по улице, потом проехали мотоциклисты, после всех появились автоматчики с собаками. Бежать было поздно, да и куда бежать, всё село окружено. Немцы заходили в каждую хату. Тех, кто выскакивал на улицу сразу же убивали, если кто стрелял из окна, то сжигали хату вместе со всеми кто там был. Да и что сделаешь с винтовкой против автомата. Тех, кто выходил с поднятыми руками, выводили и увозили в грузовиках. Он, вместе с товарищем попытался спрятаться в хате под кроватью и лежал с краю, а товарищ спрятался за его спиной у стенки. Понимая, что может погибнуть он стал вспоминать молитвы и молиться, но все молитвы, которым его учила мать от страха забыл и ничего не помнил кроме начала: «Живый в помощи Вышняго… Живый в помощи Вышняго», — только и повторял про себя он. Когда немцы вошли в хату и стали делать обыск, он продолжал повторять про себя эту молитву«Живый в помощи Вышняго…». Что же немцы? Зашли, начали всё обыскивать и заглянули под кровать, и вытащили того, кто лежал ближе к стенке у него за спиной, а его оставили, как будто это был мешок или пустое место — совсем не заметили. Товарища вывели во двор и расстреляли. Потом, прочесав село, немцы уехали. Он же лежал до ночи без конца повторяя: «Живый в помощи Вышняго…» и ночью ушел из этой деревни в лес. Потом, в первой же деревне, где была Церковь, достал нательный крест и одел его на себя и долго стоял в Храме, благодаря Бога за свое спасение от верной смерти. У верующих людей достал Псалтирь и переписал весь Псалом 90 «Живый в помощи Вышняго». Потом выучил его наизусть. Всю войну прошел, каждый день читая эту молитву, и живым вернулся домой. Псалом 90. (Молитва Защиты, если есть большая опасность то эту молитву читают утром и вечером — по три раза, пока есть опасность и благодарить Бога за Его помощь.) Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небесного водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи и от словеса мятежна, плещма Своими осенит тя, и под криле Его надеешися, оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха нощного, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сряща и беса полуденного. Падет от страны твоея тысяща, и тьма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши и воздаяние грешников узриши. Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится к телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путях твоих. На руках возьмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия. Яко на Мя упова, и избавлю, и покрыю и, яко позна имя Мое. Воззовет ко Мне – и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его и прославлю его, долготою дней исполню его и явлю ему спасение Мое. ( Эту молитву нужно читать, и когда кто-то заболел 3 – 12 раз.) Один офицер во время войны носил за пазухой напротив сердца маленькую икону Святителя Николая, которую он завернул в листок бумаги, на котором был написан псалом 90 – молитва Живый в помощи Вышнего. В одном из боев пуля попала в грудь офицера, пробила одежду, дошла до бумажки, но ни иконы, ни бумажки с молитвой она не повредила — не смогла пробить! Девяностый псалом имеет великую силу, эта молитва - мощное ограждение от любого зла, и от недобрых людей и от бесов. Блаж. Феодорит пишет: "Сей псалом учит, что сила упования на Бога есть необорима: ибо блаженный Давид, прозря издали духовными очами, что имело быть при блаженном Езекии и, увидев, как он в надежде на Бога истребил войско Ассириан, написал сей псалом в наставление людям о том, сколько благ доставляет упование на Бога". "Как сильное оружие на демонов, 90-й псалом испытан многими поколениями христиан", - свидетельствует иеромонах Иов (Гумеров).

1 просмотров • 3 месяца назад

О Великой Отечественной Войне

внутренняя сила ВОВ дедушка доброе слово животные за пределами логики испытания истории из жизни мама молитва моя половинка семья сострадание чудеса

Как Миша зарабатывал на самолёт.

Шестилетнего Мишу Тихоновича во дворе все звали хлюпиком. Для этого были свои, пусть и очень детские основания. В мае большинство мальчишек уже купалось, а Миша в лучшем случае сидел на берегу: он боялся воды. Зимой ватага пацанов бросала друг в друга снежки, а «хлюпик» постоянно носил в карманах запасную пару варежек и менял их, чуть промокнут. И при этом всё равно постоянно простывал, ходил, шмыгая носом и покашливая. Словом, Миша рос тихим пареньком, не любящим обычные мальчишеские забавы. Он предпочитал сидеть дома, помогать по хозяйству бабушке. За что, собственное, и был «награждён» обидным прозвищем. Когда началась Великая Отечественная война, Миша думал, что первым непременно убьют его. Он жил на окраине Ельца. Когда фашисты войдут в город, считал мальчишка, то сразу до их семьи и доберутся. А в том, что враги захватят Елец, Миша не сомневался. Пришли уже две похоронки: на отца и маминого брата дядю Лёшу, который до войны тоже жил с ними. Раз фашисты такие сильные, что справились с этими двумя мужчинами, то Елец точно займут. ...И действительно заняли. И в дом Тихоновичей вошли уже на второй день оккупации. Забрали всю еду, тёплые вещи (зима на дворе-то, мёрзли проклятые немцы!). Разбили окна т расстреляли бабушку Зою, которая со слезами схватилась за отцовский почти новый тулуп, не желая его отдавать. Бабушка упала мёртвой, но тулуп из рук не выпустила. Двое фашистов его выдернули. А Мишу и его маму почему-то не тронули. И они, полуживые от страха, мороза и голода, до конца оккупации прятались в погребе. Именно там, в темноте, на промёрзшей соломе, вспомнил Миша о деревянном самолётике, что незадолго до начала войны выстругал для него отец. Самолётик был маленький, без мотора, но летал неплохо, хоть и недалеко. «Вот бы построить большой самолёт и улететь на нём искать отца! - подумал Мишка. - Может, он жив, похоронка пришла по ошибке? Лежит где-нибудь в лесу, под кустом и ждёт меня?» И такой сильной стала эта наивная детская мысль, что Миша вдруг действительно поверил, будто отец живой. И даже рассказал о своей мечте маме. Представьте весь ужас положения этих двух родных людей. Они фактически без дома, еды, одной только слабой надеждой на спасение. Но даже здесь, в погребе, мама нашли в себе силы объяснить Мише, что построить самолёт могу только взрослые люди. И подсказала, что ребята могут помочь заработать на его строительство деньги. - Как это сделать? - спросил Миша. - Летом будешь помогать колхозникам. К тому времени врага уже прогонят. А пока сиди. Но сидеть мальчишка не захотел. И едва фашистов прогнали из Ельца, отправился в бывший городской дворец культуры, где теперь находился госпиталь. Здесь работала его мама, но Миша специально выбрал время так, чтобы не встретиться с нею. Подошёл в одной из медсестёр и заявил: - Я пришёл вам помогать. - Тебе сколько лет-то? - удивилась та. - Десять, - соврал Мишка. - Просто я ростом не вышел. Хлюпик. Так и стал работать в госпитале «медбрат Тихонович» - так Мишку окрестили врачи. Конечно, мама сразу же обо всём узнала, но противиться не стала. А сын попросил её хранить его тайну и всем говорил, что живёт на свете уже одиннадцатый год и дома каждый день колет дрова, потому что ничуть не устаёт за смену в госпитале. А работы-то здесь у него было много. Мишка менял раненым повязки и бельё, стирал бинты, читал им письма, мыл посуду. В день трудился до четырнадцати часов, и доктора говорили, что у Миши, наверное, есть не только второе, но и третье, и четвёртое , и даже пятое дыхание. Однажды привезли солдата с тяжёлым ранением головы. Бойца забинтовали так, что из-за повязок виднелись только глаза и рот. Чаще всего глаза были закрыты. - Как он будет есть? - спросил Миша у медсестры. - Только бы он в создание пришёл, а там мы его накормим! - вздохнула та. Но боец в создание не приходил. Тогда озабоченный Мишка потихоньку стал дёргать его за рукав — не помогло. Пошлёпал бойца по щекам — бесполезно. Стащил на кухне половник и начала бить по металлической спинке кровати. Другие солдаты, услышав адский грохот, принялись было ругаться, но узнав, в чём дело, предложили помощь. - Давайте бить чем-нибудь тяжёлым по прутьям кроватей! - сказал Миша. - И наш хор разбудит бойца. Солдаты взяли, кто что смог: кружки, тарелки, ложки, костыли. И все стали барабанить. Канонада получилась такая, что загремели стёкла. И тогда раненый наконец открыл глаза. Посмотрел вокруг и хрипло спросил: - Бомбёжка? Все засмеялись. ...Мише даже платили настоящую зарплату, но получала её мама и отдавала сыну. Деньги он складывал под половицей. И ждал, когда накопит нужную сумму и построит самолёт. Но сбережения росли медленно. Тогда Миша свои уцелевшие вещи (они были на нём, когда пришли фашисты) и даже букварь, который подарил отец. Попросил маму продать всё это на рынке. Мама плакала, отказывалась, но Миша сказал: - Если не продашь, убегу из дома. Весной в свободное от дежурство в госпитале время Миша помогал колхозникам в поле. Не хватало машин, лошадей, многие люди вскапывали землю лопатами. И «хлюпик» - тоже. Однажды он так устал, что уснул стоя, обняв лопату. В другой раз чуть не напоролся на мину, но вовремя её разглядел и позвал взрослых. А в госпитале между тем раненых меньше не становилось. Однажды привезли женщину-санитарку. Она вносила с поля боя солдат, рядом разорвалась мина, её ранило в живот. Санитарка знала, что ранение смертельное. Она убеждала врачей не тратить драгоценные лекарства и бинты, а потом уже в полубреду увидела Мишу и вдруг крикнула: - Сынок! Ты жив! Конечно, санитарка обозналась. Наверное, её родной сын погиб, а Миша просто оказался похожим на него. Но шестилетний мальчишка понял, что он просто не имеет права сказать это умирающей женщине. Подошёл к ней, обнял и прошептал: - Мам, это я. Она умерла у него на руках. Улыбаясь оттого, что нашла сына. ...Во время Великой Отечественной войны пионеры Ельца и Елецкого района собрали более миллиона (!) рублей на постройку танковой колонны. И несколько тысяч — на самолёт «Елецкий пионер». Пятьсот тридцать рублей внёс в эту копилку «хлюпик» Миша Тихонович. Он ещё не был пионером, но его взнос оказался самым большим. Мише не пришлось настаивать на том, чтобы на построенном самолёте искать отца. Потому что в июне 1943 года случилось чудо: отец оказался жив. Он попал в плен, а однополчане сочли Матвея Фёдоровича убитым. И когда плачущая от счастья мама принесла домой солдатский треугольник, Миша вспомнил ту мечту, которая родилась в стылом погребе, на промёрзшей соломе. На фотографии Миша - первый слева. Здесь он уже старше. Николай Жулин

1 просмотров • 3 месяца назад

О Великой Отечественной Войне

бабушка внутренняя сила ВОВ врачебные истории доброе слово животные за пределами логики мама моя половинка Папа семья сострадание сын чудеса

А как вы войну прошли?

В юности, когда я был алтарником, мне довелось поговорить с одним удивительным человеком — Иваном Петровичем Троицким. Он пел в церковном хоре, носил френч, галифе и сапоги. Война уже давно закончилась, но, видно, не ушла из его сердца. Я решился спросить: — Иван Петрович, глядя на вас, невольно вспоминаешь войну. Как вы её прошли? Ответ удивил меня: — Легко прошёл: ни разу пули не видел, а немцев — только пленных. — Как же так? — А иначе и быть не могло. Когда меня призвали, мама, провожая, благословила иконой святителя Николая. Она и мои две сестры дали обет: пока я на войне, каждый день читать кафизму из Псалтири, молясь обо мне. А мама ещё решила поститься в среду и пятницу сухим постом — даже воды не пить — чтобы Господь сохранил меня живым и невредимым. Так и несли они этот подвиг с моего ухода. Нас, молодых, отправили на передовую. Мне поручили что-то написать. Тогда грамотных было мало, а я писал каллиграфически. Это заметили и отправили в штаб к генералу. Там я и провёл всю войну — писал, оформлял, и письма домой тоже. А мама почти в каждом письме отвечала: «Сынок, дома не гаснет лампада перед иконой Николая Угодника. Обет держим, молимся, постимся...» — Но неужели и правда — ни одного происшествия? — спросил я. — Один раз было. Немцы прорвали фронт, мы оказались в окружении. Мне впервые выдали автомат, и я даже не знал, как его держать. Копали окопы вокруг штаба… Просидели несколько часов, потом — отбой: тревога ложная. Вот и всё. Я был поражён. Он заметил это и добавил: — А я не удивляюсь. Ведь каждый день, с верой, мама и сёстры молились перед Николаем Угодником. Разве могло быть иначе? Это был рассказ живого человека — свидетельства живой веры и молитвы, через которую святитель Николай хранил и в огненное время войны. Помню и другой рассказ — про человека, пошедшего на фронт с молитвой к святителю. — Меня взяли в санитарную роту, — рассказывал он, — мы раненых собирали и умерших хоронили. — А врага лицом к лицу видел? — спросил я. — Один раз. Слышу — в овраге стон. Спускаюсь, раненый. Наклоняюсь — и вдруг спиной чувствую взгляд. Оборачиваюсь — в кустах немец, живой, с автоматом. И мы без слов поняли: шаг в сторону — и кто-то из нас умрёт. Посмотрели друг на друга… и разошлись молча. В таких историях уже не войной пахнет, а миром. Видно, как действует Христос через Своего угодника: не только спасает от смерти и ран, но и бережёт душу, чтобы не осквернилась она убийством. Ведь даже на войне смерть остаётся неестественной для человека. И в этом — ещё одно чудо: Чудотворец хранит не только тело, но и душу надеющегося на него да не погибнет.

1 просмотров • 3 месяца назад

О Великой Отечественной Войне

алкоголь ВОВ животные за пределами логики истории из жизни мама семья сын христианская любовь чудеса

Жизнь.

Я помню свой первый бой, в котором из нас, сорока двух человек, осталось в живых четырнадцать. Я ясно вижу, как падал, убитый наповал, мой друг Алик Рафаевич. Он учился во ВГИКе, хотел стать кинооператором, но не стал… Мы бежали недалеко друг от друга и перекликались — проверяли, живы ли. И вдруг: — То-о-о-ли-ик! Обернулся. Алик падает… Рядом кто-то кричал: — Чего уставился? Беги со всеми, а то и самому достанется, если на месте-то… Я бежал, не помня себя, а в голове стучало: нет Алика, нет Алика… Помню эту первую потерю как сейчас… Из оставшихся в живых сформировали новый полк — и в те же места. Грохот такой стоял, что порой сам себя не слышал. А однажды утром была абсолютная тишина, и в ней неожиданно: — Ку-ка-ре-ку-у!.. Петух какой-то по старой привычке начинал день. Было удивительно, как только он выжил в этом огне. Значит, жизнь продолжается… А потом тишину разорвал рев танков. И снова бой. И снова нас с кем-то соединили, и снова — огненная коловерть… Командиром нашего взвода назначили совсем молоденького, только что из военшколы, лейтенанта. Еще вчера он отдавал команды высоким, от юношеского смущения срывающимся голосом, а сегодня… я увидел его лежащим с запрокинутой головой и остановившимся взглядом. Я видел, как люди возвращались из боя совершенно неузнаваемыми. Видел, как седели за одну ночь. Раньше я думал, что это просто литературный прием, оказалось — нет. Это прием войны… Но там же я видел и познал другое. Огромную силу духа, предельную самоотверженность, великую солдатскую дружбу. Человек испытывался по самому большому счету, шел жесточайший отбор, и для фронтовика немыслимо было не поделиться с товарищем последним куском, последним куревом. Может быть, это мелочи, но как передать то святое чувство братства — не знаю, ведь я актер, а не писатель, мне легче показать, чем сказать. Говорят, человек ко всему привыкает. Я не уверен в этом. Привыкнуть к ежедневным потерям я так и не смог. И время не смягчает все это в памяти… …Мы все очень надеялись на тот бой. Верили, что сможем выполнить приказ командования: продвинуться в харьковском направлении на пять километров и закрепиться на занятых рубежах. Мороз стоял лютый. Перед атакой зашли в блиндаж погреться. Вдруг — взрыв! И дальше — ничего не помню… Очнулся в госпитале. Три ранения, контузия. Уже в госпитале узнал, что все, кто был рядом, убиты. Мы были засыпаны землей. Подоспевшие солдаты нас отрыли. В госпитале меня оперировали, вытащили осколок, а потом отправили санпоездом в другой госпиталь, находящийся в дагестанском городе Буйнакске. Я из своего фронтового опыта помню госпиталь под Махачкалой, заставленные кроватями длинные коридоры. И громкий, словно пытающийся сдержать неуемную радость голос Лидии Руслановой: «Валенки, валенки…» Пластинку ставят несколько раз. Мы знаем: это по просьбе бойца, который сейчас на операции. Ему надо было срочно ампутировать ногу, а в госпитале не осталось анестезирующих средств. Он согласился на операцию без наркоза, только попросил: поставьте «Валенки»… Когда меня спрашивают, что мне больше всего запомнилось на войне, я неизменно отвечаю: «Люди». Есть страшная статистика: из каждой сотни ребят моего поколения, ушедших на фронт, домой возвратились лишь трое… Я так ясно помню тех, кто не вернулся, и для меня слова «за того парня» звучат уж никак не отвлеченно… После ранения на фронт я вернуться уже не смог. Меня комиссовали подчистую, никакие мои просьбы и протесты не помогли — комиссия признала меня негодным к воинской службе. И я решил поступать в театральный институт. В этом был своего рода вызов врагу: инвалид, пригодный разве что для работы вахтера (я действительно побывал на такой работе), будет артистом. И здесь война вновь страшно напомнила о себе — требовались парни, а их не было… Так что те слезы в фильме «Белорусский вокзал», в квартирке бывшей медсестры, вовсе не кинематографические. Лично я не стал бы называть войну школой. Пусть лучше человек учится в других учебных заведениях. Но все же там мы научились ценить Жизнь — не только свою, а ту что с большой буквы. Все остальное уже не так важно…

1 просмотров • 3 месяца назад

О Великой Отечественной Войне

алкоголь ВОВ животные истории из жизни простая радость семья чудеса

Спасение от голодной смерти.

"Наш отряд получил приказ занять высоту для создания плацдарма. Нам пришлось окапываться в каменистом грунте. Едва мы заняли позицию, как начал падать густой снег. Снег шел безостановочно два дня и две ночи, и вскоре некоторые сугробы стали достигать двухметровой высоты. Мы оказались без связи со штабом и без продовольствия. У каждого из нас продуктов оставалось ровно на один день. Одолеваемые голодом и холодом, мы совершенно не подумали о "дне грядущем" и съели все провианты за один раз. После этого для нас начались настоящие мучения. Жажду мы утоляли снегом, но голод мучил нас нещадно. Прошло пять дней. Мы превратились в скелеты. Хоть мы и были бодры духом, но природа имеет свои границы. Тогда-то нас и спасло чудо! Наш сержант, вынув из-за пазухи бумажную иконку Пресвятой Богородицы, поднял ее вверх и призвал нас собраться вокруг него: - Теперь нас может спасти только чудо! Станьте на колени и просите Пресвятую Владычицу о спасении! Все пали на колени, подняли ввысь руки и начали горячо молиться Приснодеве Марии. Не успели мы подняться с колен, как до наших ушей донесся звон колокольчика. Мы схватились за оружие и заняли наблюдательную позицию. Не прошло и минуты, как к нам подошел большой, тяжело навьюченный мул. Все окаменели! Животное без хозяина переходит гору, которая покрыта в лучшем случае метровым слоем снега, - все это было совершенно невероятно. И тут нас осенило: его нам привела Пресвятая Богородица. Все мы как один горячо возблагодарили нашу Спасительницу. Животное было нагружено большим количеством продовольствия: солдатским хлебом, сыром, консервами и многим другим. На войне я прошел через множество различных бедствий и невзгод, но этого случая мне никогда не забыть". "Явления и чудеса Пресвятой Богородицы"

1 просмотров • 3 месяца назад

О Великой Отечественной Войне

ВОВ животные за пределами логики истории из жизни молитва семья чудеса

💝 Помогите шестерёнкам проекта крутиться!

Ваша финансовая поддержка — масло для технической части (серверы, хостинг, домены).
Без смазки даже самый лучший механизм заклинит 🔧

Поддержать проект

Eta ikona budet hranit was wsu schizn.

Однажды в храм вошла старая женщина и всплеснула руками, увидев Казанскую икону Богородицы. — «Как эта икона попала к вам? Я же подарила её одному немецкому солдату! — удивилась она. — Я узнала её по характерным вмятинкам на окладе». Я пояснила, что икону несколько лет назад передало храму немецкое консульство, находящееся в нашем городе. Женщина расплакалась, сказала, что её зовут Вера, и поведала, как в своё время православная святыня их семьи оказалась в Германии. «Я бежала из родного села, оказавшегося в самом центре боёв. Хотела уехать с сестрой и своими тремя ребятишками ещё раньше, но мама тяжело болела и не вынесла бы дороги. «Приеду позже», — пообещала я сестре, отправляя её с детьми под Рязань, где в колхозном посёлке жила наша тётка. Через месяц мама умерла, успев благословить меня фамильной иконой Божией Матери «Казанская». Этой иконой покойный дед благословлял в своё время маму перед свадьбой, а мама 15 лет назад благословила нас с Сашей, хотя муж мой был комсомольцем. Теперь икона лежала в моём тощем вещевом мешке беженки. А сама я сидела под навесом одного из станционных пакгаузов и следила за безумным танцем снежных вихрей. Думать уже ни о чём не могла, лишь пыталась глубже затолкать кисти рук в узкие рукава демисезонного пальто. Холод и голод — вот всё, что я чувствовала. Тут, громыхая, подкатил состав, двери вагонов открылись, и фрицы, встав шеренгами, стали передавать друг другу длинные ящики. «Оружие привезли» — мелькнула равнодушная мысль. Но другая тотчас больно уколола: «На фронт! Туда, где воюет мой Саша! Из этих автоматов будут стрелять в него, в других русских солдат… Вот проклятые!» Удивительно, но немецкие патрули не обращали внимания на меня — одинокую отощавшую от голода женщину. Не помню даже, когда я последний раз ела: часики, обручальное кольцо, мамины серёжки я давно уже обменяла на еду. Я нащупала под заиндевелой тканью мешка латунный оклад. «Заступница Пресвятая Богородица! — зашептала окоченевшими губами. — Спаси и сохрани моих детушек, сестру Надю. Сохрани и защити моего мужа, раба Божия воина Александра». «Что? Плёхо?» — раздалось над самым ухом. Поднимаю голову: рядом со скамьёй стоит немецкий солдат. В его голосе прозвучало сочувствие, и я ответила: «Плохо». Немец сел рядом. Поставил на землю толстый ранец, некоторое время копался в нём, потом протянул руку: «Nimmt!» Это был квадратный ломоть хлеба, на котором розовела полоска сала. Я приняла угощение и впилась в него зубами. Немец достал из ранца термос, налил в крышку дымящийся чай: «Heiss! Gut!» Наверное, он был в карауле здесь, на станции. На вид лет двадцать, голубоглазый. Лицо простоватое. И волосы наверняка светлые, как у моего старшего сына Андрейки, только не видно их под шапкой. Немец указал рукой на паровоз, потом на меня и, смешно сморщившись, видимо пытаясь найти слово, спросил: «Тальеко?» — «Далеко! Теперь уже не добраться!» Я вдруг стала рассказывать ему, что надеялась добраться до тётки и как осталась безо всего. И заключила: «А у меня там дети. Киндер. Понимаешь?» Я показала рукой сверху вниз — мал мала меньше. Парень кивнул: «O ja, Kinder!» — «Но мне не доехать. И не дойти. Я просто замёрзну». Я даже не сразу осознала, что плачу. Немец опять потянулся к ранцу и вытащил увесистый пакет: «На. Взять». Он открыл пакет и, тронув его содержимое, лизнул палец: «Gut!» В пакете была соль. Соль, которая сейчас стоила дороже золота. За соль давали хлеб, молоко, да что угодно… В пакете было не меньше трёх килограммов. А он теперь так вот просто взял и отдал её мне, совсем незнакомой русской женщине. Увидав моё ошеломленное лицо, парень улыбнулся и что-то сказал. Я не поняла. Тогда он встал, завинтил свой термос, сунул в ранец и, помахав рукой, пошёл прочь. «Постойте! — бросаюсь за солдатом вдогонку. — Вот, возьмите, пожалуйста». Протягиваю ему икону. «Was ist es?» — «Эта икона будет хранить вас всю жизнь», — говорю твёрдо. Он не понял. Снова повторяю: «Эта икона будет хранить вас всю жизнь». Солдат достал из кармана химический карандаш, послюнил и, перевернув доску, попросил произнести ещё раз. И пока я медленно, по слогам, говорила, он выводил на доске латинскими буквами: «Eta ikona budet hranit was wsu schizn». Больше мы никогда не встречались… А я, выменяв на соль тёплую одежду, валенки и хлеб, добралась до Рязани. В сорок пятом вернулся с войны муж Саша». Внимательно выслушав взволнованную женщину, я с радостью пересказала то, что мы узнали от представителей немецкого посольства, передавшего Казанскую икону нашему храму. Тот немецкий солдат прошёл всю войну. У него на глазах погибали его товарищи, однажды взорвался грузовик, в котором он ехал, но он успел выскочить за мгновение до взрыва. Остальные погибли. В конце войны снаряд ударил в блиндаж, который он покинул также за одно мгновение. Незримая сила русской иконы надёжно хранила его. И тогда он многое понял и переоценил в своей жизни, и его душа раскрылась для молитвы. Он вернулся домой, женился, вырастил детей. Икону поместил в красивом киоте на почётном месте и всю жизнь перед нею молился. А когда стал стар, наказал старшему сыну после своей смерти отнести дар русской женщины в российское консульство: «Эта икона жила в России и должна туда вернуться. Пусть передадут её в Ленинград, город, выстоявший в блокаду, умиравший от холода и голода, но не сдавшийся». Так в середине девяностых годов в одной из вновь открывшихся церквей Санкт-Петербурга, где настоятелем тогда был протоиерей Александр Чистяков, появилась небольшая икона Божией Матери «Казанская» со странной латинской надписью на обороте.

1 просмотров • 3 месяца назад

О Великой Отечественной Войне

внутренняя сила ВОВ дедушка дети доброе слово животные истории из жизни мама моя половинка простая радость семья сильная личность сын чудеса

Как святой Илья Муромец женщину спас.

По Святой Лавре шла экскурсия паломников, прибывших из разных мест. На подходе к Ближним Антониевым пещерам одна женщина пожилого возраста, попросила проводника: «Подведите меня пожалуйста к мощам Ильи Муромца». «Хорошо», - обещала гид. Группа зашла в пещеры. Женщина снова с волнением обратилась к сопровождающей: «Где мощи Ильи Муромца?» Ее успокоили: «Я вам покажу. Они в конце маршрута». Люди продвигались по пещерам, прикладывались к мощам, молились. Пенсионерка опять умоляюще обернулась к проводнику: «Вы не забыли, что мне нужно к мощам Ильи Муромца?» Гид успокоила: «Конечно, я помню». Когда группа, наконец, подошла к раке преподобного, женщина упала на колени перед мощами, начала очень сильно плакать и громко всхлипывать, не в состоянии сдержать своих чувств. Вокруг нее собралось много людей с сочувствием глядящих на распростершуюся у мощей пенсионерку. Она рыдала навзрыд и не могла остановиться. Припадала к раке с мощами и целовала ее. Увидев, что ее окружили паломники, она смутилась и сквозь рыдания проговорила: «Люди добрые, я плачу не с горя, а с радости. Я приехала поблагодарить этого великого угодника». И поведала, что с ней произошло. Эта раба Божия была больна редкой и неизлечимой болезнью – сибирской язвой, которая достигла той фазы, когда ткани тела уже начали отделяться от костей. Она днями лежала в своей комнате, не вставая с постели, очень страдала от боли и уже ожидала смерти. Однажды она задремала и увидела странное видение – полусон-полуявь. Приходит к ней богатырь в древнерусских одеждах, в шлеме и кольчуге. Болящая изумленно наблюдала за ним, поскольку никогда таких людей не видела. А богатырь тем временем берет косу, идет вокруг нее по полю и косит траву, из которой выползают змеи, убегают в разные стороны и исчезают. Богатырь, ласково посмотрев на страдалицу, говорит: «Больше ты болеть не будешь. Господь благоволил тебя исцелить. Ты наследница по крови нашего рода. Я Илья Муромец. Мои мощи лежат в Ближних пещерах Киево-Печерской Лавры». На тот момент болящая была человеком невоцерковленным и с недоумением внимала словам диковинного гостя. Она не могла знать, что молитвами святого сподобилась тонкого видения, хотя различала, что это не обычный сон. «Я слушала и не понимала, о чем он говорит, - рассказывала женщина людям, столпившимся послушать ее в пещере возле раки чудотворца. - Дальше Илья Муромец сказал мне: "В нашем роду по мужской линии до трех лет никто ногами не ходил". И я вспомнила, что действительно ни мой дед, ни мой отец до трехлетнего возраста не ходили ногами. И все в нашем роду были очень крупного телосложения». Надо сказать, что и сама паломница была весьма крупная, ширококостная, высокая, но не толстая. Сколько она помнила, их род жил в Донецкой области. Видение закончилось, и женщина открыла глаза. И сразу почувствовала, что нет той жуткой боли, от которой она столько страдала и мучилась. С радостью и волнением она прислушивалась к новым ощущениям в теле. Ей вдруг захотелось включить телевизор, который стоял у нее в комнате. Она протянула руку к пульту, нажала клавишу и потрясенная замерла. По телевизору в этот момент шла передача о Киево-Печерской Лавре и как раз рассказывали об Илье Муромце. Женщина была невозможно изумлена таким совпадением. Она все яснее ощущала, что у нее ничего не болит, начала двигать руками и ногами. «Я встала на ноги и поняла, что могу идти. И только тут осознала, что со мной произошло чудо, о котором сказал святой богатырь в видении - делилась исцеленная. - Слезы неудержимо заливали лицо, сердце выскакивало из груди. Невозможно описать мои чувства. И тогда я дала обет: как только смогу собрать нужную сумму от пенсии, обязательно приеду в Киев, приду в Киево-Печерскую Лавру и поблагодарю Илью Муромца за исцеление. И вот я приехала к этому великому святому. К былинному русскому богатырю. К своему предку». Когда женщина окончила рассказ, плакали все в пещерах. Эта чудесная история, случившаяся в наши дни, никого не оставила равнодушным. Жительница Донбасса не назвала своего имени. А все вокруг были настолько ошеломлены услышанным, что не спохватились спросить об этом исцеленную. Господь положил ей на сердце поведать случившееся во свидетельство милости Божией и заступничества Своего угодника.

1 просмотров • 3 месяца назад

За пределами логики

внутренняя сила дедушка животные за пределами логики исцеление молитва моя половинка Папа простая радость чудеса

Она ожила на третий день после смерти.

Она увидела свое тело со стороны — лежащим на операционном столе. Вокруг суетились медики. К груди прижали похожий на утюг прибор. — Разряд! — крикнул профессор Псахес. Тело дернулось. Но она не почувствовала боли. Клиническая смерть — Разряд! — Сердце не реагирует! — Разряд! Еще! Еще! Врачи пытались «завести» ее сердце почти полчаса. Она увидела, как молодой ассистент положил руку на плечо профессору: — Борис Исаакович, остановитесь. Пациентка мертва. Профессор стащил с рук перчатки, снял маску. Она увидела его несчастное лицо — все в капельках пота. — Как жаль! — сказал Борис Исаакович. — Такая операция, шесть часов трудились… — Я здесь, доктор! Я живая! — закричала она. Но врачи не слышали ее голоса. Она попыталась схватить Псахеса за халат, но ткань даже не шевельнулась. Профессор ушел. А она стояла возле операционного стола и смотрела, как завороженная, на свое тело. Санитарки переложили его на каталку, накрыли простыней. Она услышала, как они говорят: — Опять морока: приезжая преставилась, с Якутии… — Родня заберет. — Да нет у нее никакой родни, только сын-малолетка. Она шла рядом с каталкой. И кричала: — Я не умерла! Я не умерла! Но никто не слышал ее слышит... Монахиня Антония вспоминает свою смерть с трепетом: — Господь милостив! Он любит всех нас, даже распоследнего грешника… Антония постоянно перебирает четки. Ее тонкие пальцы дрожат. Между большим и указательным видна старая татуировка — едва заметная буква «А». Матушка Антония перехватывает мой взгляд. Я смущаюсь, словно подсмотрел что-то запретное. — Это память о тюремном прошлом, — говорит монахиня. — Первая буква моего имени. По паспорту я Ангелина. В юности страсть какая бедовая была… — Расскажите! Матушка Антония испытующе глядит на меня. Такое ощущение, что она видит меня насквозь. Минута кажется вечностью. Вдруг замолчит, вдруг откажет? Наша встреча не была случайной. В Печоры Псковской области, где вблизи знаменитого Свято-Успенского монастыря живет 73-летняя матушка Антония, я приехал, получив весточку от знакомых верующих: «У нас чудесная монахиня есть. На том свете побывала». Матушка Антония, как оказалось, в недавнем прошлом была строительницей и настоятельницей женского монастыря в Вятских Полянах Кировской области. После третьего инфаркта по слабости здоровья была отправлена на покой. С журналистом «Жизни» согласилась встретиться только после того, как получила рекомендации от духовных лиц. Мне кажется, что она мою просьбу отсылает куда-то наверх. И получает ответ. У меня замирает дыхание. Наконец она произносит: — Расскажу. Не зная моего прошлого, не понять того, что случилось со мною после смерти. Что уж было — то было… Матушка Антония совершает крестное знамение. Еле слышно, одними губами, шепчет молитву. Чувствуется, что возвращение в прошлое требует от нее немалых душевных и физических усилий, словно пловцу, которому предстоит нырнуть в бурлящий водоворот. — Родилась я в Чистополе. Это маленький городок на Каме в Татарии. Папа, Василий Рукавишников, ушел на фронт добровольцем. Погиб на Брянщине, в партизанах. Мама, Екатерина, вновь вышла замуж — за старика, он лет на тридцать был старше ее. Я до того возненавидела его, что убежала из дома. Попала в детдом в Казани. Сказала, что сирота. В конце войны обучили меня вместе с подругами на мотористок и отправили на шахту в Свердловскую область. В первый же день мы бунт устроили — из-за приставаний. Мы малолетки, а шахтеры там ушлые. В первый же день облапали… Ну я и подбила подруг в Москву бежать, к товарищу Ворошилову. Жаловаться. Добирались на подножках вагонов, отчаянные были, смелые. Заночевали в парке Горького, в кустах, прижимаясь друг к другу… Ворошилов — Утром я, как самая маленькая, на вид мне давали лет двенадцать, пошла в разведку. Выбрала на лавочке дяденьку посолиднее. Подошла, спросила, как Ворошилова найти. Дяденька ответил, что запись на прием ведется в приемной Верховного Совета на Моховой улице. Нашли мы эту приемную. Явились туда всей гурьбой. «Куда?» — спросил нас милиционер у двери. — «К Ворошилову!» — «Зачем?» — «Это мы только ему скажем». Милиционер отвел нас в какой-то кабинет. За столом толстый начальник сидит. Глянул на нас строго: «Рассказывайте!». А я как заору: «Бежим, девчонки! Это не Ворошилов!». Такой шум мы устроили, что все сбежались. И тут вижу, как Ворошилов входит. Я его по фотографиям знала. Увел нас с собой. Велел принести бутербродов, чаю. Выслушал. И спросил: «Учиться хотите?» — «Да!» — «Скажите на кого, вам выпишут направление». Я выбрала геологический техникум в Кемеровской области… А там беда вышла — с ворьем связалась. По глупости и от голодухи. Нравилось мне, как они живут: рисково, красиво. Татуировку сделала, чтобы все видели, что я фартовая. Только погулять долго не получилось: нашу шайку поймали… В тюрьме мне не понравилось. — Когда вышла на свободу, дала клятву себе: никогда за решетку не попадать. Вышла замуж, уехала в Якутию — в поселок Нижний Куранах. Работала там в «Якутзолоте». Орден даже заслужила — Трудового Красного Знамени… Сначала все в семье ладно было, сыночка родила, Сашеньку. Потом муж пить начал. И бил из-за ревности. Потом бросил. Горевать не стала — так с ним намучилась! А тут еще болезнь навалилась. Сначала значения не придала, а потом, как уж прижало (несколько раз сознание средь бела дня теряла), к врачам пошла. Обследовали и нашли опухоль в голове. Отправили срочно в Красноярск, в клинику мединститута. Я плачу: "Спасите! У меня сынок один, еще школьник — круглым сиротой останется!». Профессор Псахес взялся прооперировать… Знала, что операция опасная, боялась страшно! Тогда и про Бога вспомнила. Прежде такой атеисткой была, богохульницей, а тут на ум молитва пришла. Вернее, стишок духовный, которому меня однажды в детстве одна женщина обучила. «Сон Богородицы» называется. Про Иисуса, все Его страдания. Почти все Евангелие в этих стихах пересказано… Повезли меня на операцию, а я дрожу и «Сон Богородицы» шепчу. Дали наркоз, сверлить череп стали… Я боли не чувствую, но все слышу — как с головой моей возятся. Долго оперировали. Потом, как сквозь сон, услышала, как меня по щекам хлопают. «Все, — говорят, — просыпайся!» Я очнулась от наркоза, дернулась, хотела встать, подняться, тут сердце и остановилось. А меня словно что-то наружу из тела вытолкнуло — из себя, будто из платья, выскользнула" …Каталку с безжизненным телом отвезли в холодную комнату без окон. Ангелина стояла рядом. Видела, как ее труп переложили на железный топчан. Как стащили с ног бахилы, которые были на ней во время операции. Как привязали клеенчатую бирку. И закрыли дверь. В комнате стало темно. Ангелина удивилась: она видела! — Справа от моего тела лежала голая женщина с наспех зашитым разрезом на животе, — вспоминает монахиня. — Я поразилась: прежде никогда не знала ее. Но почувствовала, что она мне почти родная. И что я знаю, от чего она умерла, — случился заворот кишок. Мне стало страшно в мертвецкой. Бросилась к двери — и прошла сквозь нее! Вышла на улицу — и остолбенела. Трава, солнце — все исчезло! Бегу вперед, а мне дороги нет. Как привязанная к больнице. Вернулась обратно. Врачей, больных в палатах и коридорах вижу. А они не замечают меня. Глупая мысль в голову пришла: «Я теперь человек-невидимка!». Смешно самой стало. Стала хохотать, а меня никто не слышит. Попробовала сквозь стену пройти — получилось! Вернулась в мертвецкую. Опять увидела свое тело. Обняла себя, стала тормошить, плакать. А тело не шевелится. И я зарыдала, как никогда в жизни — ни раньше, ни потом — не рыдала… Матушка Антония рассказывает: — Вдруг рядом со мной, как из воздуха, появились фигуры. Я их для себя назвала — воины. В одежде, как у святого Георгия Победоносца на иконах. Почему-то я знала, что они пришли за мной. Стала отбиваться. Кричу: «Не трогайте, фашисты!» Они властно взяли меня под руки. И внутри меня голос прозвучал: «Сейчас узнаешь, куда попадешь!» Меня закружило, во мрак окунуло. И такое нахлынуло — страсть! Боль и тоска невозможная. Я ору, ругаюсь всяко, а мне все больнее. Про эти мучения рассказать не могу — слов таких просто нет… И тут на правое ухо вроде как кто тихонечко шепчет: «Раба Божия Ангелина, перестань ругаться — тебя меньше мучить станут…» Я затихла. И за спиной словно крылья почувствовала. Полетела куда-то. Вижу: слабенький огонек впереди. Огонечек тоже летит, и я боюсь отстать от него. И чувствую, что справа от меня, как пчелка малая, тоже кто-то летит. Глянула вниз, а там множество мужчин с серыми лицами. Руки вверх тянут, и я их голоса слышу: «Помолись за нас!» А я перед тем, как умереть, неверующая была. В детстве окрестили, потом в храм не ходила. Выросла в детдоме, тогда нас всех атеистами воспитывали. Только перед операцией про Бога и вспомнила… Той «пчелки» справа не вижу, но чувствую ее. И знаю, что она не злая. Спрашиваю ее про людей: «Кто это и что это?» И голосок тот же, ласковый, отвечает: «Это тартарары. Твое место там…» Я поняла, что это и есть ад. — Вдруг я почувствовала себя как на Земле. Но все ярче, красивее, цветет, как весной. И аромат чудный, все благоухает. Меня еще поразило: одновременно на деревьях и цветы, и плоды — ведь так не бывает. Увидела стол массивный, резной, а за ним трое мужчин с одинаковыми очень красивыми лицами, как на иконе «Троица». А вокруг много-много людей. Я стою и не знаю, что делать. Подлетели ко мне те воины, которые в морг приходили, поставили меня на колени. Я наклонилась лицом до самой земли, но воины меня подняли и жестами показали, что так не надо, а нужно, чтобы плечи были прямо, а голову склонить на грудь… И разговор начался с теми, что за столом сидели. Меня поразило: они знали все обо мне, все мои мысли. И их слова словно сами возникали во мне: «Бедная душа, что же ты столько грехов набрала!» А мне было ужасно стыдно: вдруг ясно вспомнился каждый мой плохой поступок, каждая дурная мысль. Даже те, которые я давно забыла. И мне вдруг себя жалко стало. Поняла, что не так жила, но не обвиняла никого — сама свою душу сгубила. — Внезапно я поняла, как надо называть Того, Кто в середине сидит, сказала: «Господи!» Он отозвался — в душе сразу такое райское блаженство наступило. Господь Спросил: «Хочешь на Землю?» — «Да, Господи!» — «А посмотри вокруг, как здесь хорошо!» Он руки вверх воздел. Я посмотрела вокруг — и ну все как засияло, так было необычайно красиво! А внутри меня вдруг случилось то, чего я не испытывала никогда: в сердце вошли безконечная любовь, радость, счастье — все разом. И я сказала: «Прости, Господи, я недостойна!» И тут пришла мысль о сыне, и я сказала: «Господи, у меня сын есть Сашенька, он без меня пропадет! Сама сирота, от тюрьмы не убереглась. Хочу, чтобы он не пропал!» Господь отвечает: «Ты вернешься, но исправь свою жизнь!» — «Но я не знаю как!» — «Узнаешь. На твоем пути попадутся люди, они подскажут! Молись!» — «Но как?» — «Сердцем и мыслью!». Будущее — И тут мне будущее открыли: «Выйдешь вновь замуж». — «Кто же меня возьмет такую?» — «Он сам тебя найдет». — «Да не нужен мне муж, я с прежним пьяницей на всю жизнь намучилась!» — «Новый будет добрый человек, но тоже не без греха. С Севера не уезжай, пока сына в армию не проводишь. Потом встретишь его, женишь. А затем суждено тебе брата найти». — «Неужто он жив? Я с войны о Николае вестей не имею!» — «Инвалид он, на коляске ездит. Найдешь его в Татарии и сама туда с мужем переедешь. Ты брату будешь очень нужна, будешь ухаживать за ним и сама похоронишь его». — «А с сыном все хорошо будет?» — «За него не безпокойся. Он, как станет взрослым, от тебя откажется. Но ты не унывай. Помни Господа и расскажи людям о том, что видела здесь! И помни — ты обещала исправить свою жизнь!» Возвращение — Очнулась я уже в своем теле. Почувствовала, что мне очень холодно: я замерзла сильно. Взмолилась: «Мне холодно!» И голос слышу в правом ухе: «Потерпи, сейчас за тобой придут!» И точно: открывается дверь, входят две женщины с тележкой — хотели анатомировать меня везти. Подошли ко мне, а я простыню сбросила. Они — в крик и бежать! Профессор Псахес, который меня оперировал, с медиками прибегает. Говорит: «Не должно быть, что жива». Светит какой-то лампочкой в зрачок. А я все вижу, чувствую, а окоченела так, что сказать ничего не могу, только мигнула глазами. Меня привезли в палату, обложили грелками, закутали в одеяла. Когда согрелась, рассказала о том, что случилось со мной. Борис Исаакович Псахес внимательно выслушал. Сказал, что после моей смерти прошло три дня. — Еще в больнице, — рассказывает матушка Антония, — я написала о том, что со мной произошло, в журнал «Наука и религия». Не знаю, напечатали ли. Профессор Псахес назвал мой случай уникальным. Через три месяца выписали. Отчаяние — Уехала я обратно в Якутию, — рассказывает матушка Антония. — Опять в «Якутзолото» устроилась, я там на хорошем счету была. Работаю, сына ращу. В церковь ходить стала, молиться. Все случилось так, как мне на том свете предсказано было. Замуж вышла, потом сына женила. И старшего брата Николая, с войны потерянного, нашла — в Татарии. Он одинокий был, инвалид на коляске, уже сильно больной. Мы переехали в Нижнекамск, поближе к брату. Квартиру нам с мужем там дали, как северянам. Я к тому времени уже на пенсии была. Ухаживала за братом до самой его смерти. Похоронила, оплакала. А потом и сама заболела. В боку закололо, во рту кисло стало. Терпела долго. По сравнению с адскими муками все земные болячки — как укол булавкой. Уговорили меня сын с мужем в больницу пойти. Из поликлиники отправили на обследование в Казань. А там нашли рак печени. Сказали, что с операцией опоздала, что метастазы пошли. И такая тоска на меня напала — не передать. Грешная мысль пришла: «Кому я нужна такая, всем обуза!». Пошла на мост — топиться. А перед тем как в воду броситься, с небом решила попрощаться. Подняла глаза — и увидела кресты и купола. Храм. Думаю: помолюсь в последний раз перед тем, как утопиться. Пришла в собор. Стою перед иконой Богородицы и плачу. Тут женщина, что в храме убиралась, заметила мои слезы, подошла, спросила, что со мной случилось. Рассказала про рак, про то, что муж начал пить, что никому я не нужна, что у сына своя семья и я ему обуза. Что хотела руки на себя наложить. А женщина мне и говорит: «Тебе надо сейчас же ехать в Набережные Челны. Туда приехал чудесный батюшка, архимандрит Кирилл из Риги. Он все на свете лечит!». Архимандрит Матушка Антония показывает фотокарточку священника, что висит у нее в келье. На снимке — благообразный, осанистый батюшка с двумя крестами на облачении. — Это мой духовный отец, — ласково говорит монахиня. — Архимандрит Кирилл (Бородин). Чудотворец и праведник. При советской власти в тюрьме за веру страдал. Он сам врач по образованию, многих людей исцелил. В 1998 году отошел ко Господу. Мне отец Кирилл не только жизнь спас — душу вымолил. Приехала я тогда в Набережные Челны по указанному мне в церкви адресу, даже домой в Нижнекамск заезжать не стала. Очередь стоит в квартиру, в которой отец Кирилл принимает, длиннющая. Думаю, всю ночь стоять придется. Тут дверь распахивается, выходит священник и меня рукой манит: «Матушка, иди сюда!» Завел к себе. Ладонь на голову положил: «Ах, какая ты болящая!» И вдруг в меня радость вошла — как тогда, на том свете перед Господом… Хотела отцу Кириллу о себе рассказать, про то, что на том свете пережила, но он меня остановил: «Я все про тебя знаю».

1 просмотров • 3 месяца назад

За пределами логики

алкоголь внутренняя сила ВОВ врачебные истории дедушка доброе слово животные за пределами логики испытания истории из жизни мама молитва моя половинка Папа покаяние простая радость семья сын христианская любовь чудеса

Показано 10-18 из 64 рассказов (страница 2 из 8)