Видео-рассказы

Духовные истории и свидетельства, которые вдохновляют и поучают

Старик Ираклий.

Старик Ираклий сидел на плетеном стуле у порога своего дома. Эта привычка сидеть по вечерам во дворе дома и созерцать окружающий мир, вспоминать прошлое появилась у него в последние годы. Слабые порывы теплого ветра доносили запахи осенних трав и последних цветов, ласково касались лица, шевелили седые волосы. На еще светлом небе появились первые звезды. Да, жизнь прошла! Много в ней было всего, очень много. Старик Ираклий перебирал дни своей жизни, как четки. Он старался дать оценку уже отшумевшим делам, раскаивался в дурном, горевал о том, что можно было сделать хорошего. И благодарил, благодарил Бога за все. Да, скоро, очень скоро он будет больше давать Ему отчет. Последнее время старика стала преследовать мысль, что, возможно, не все было сделано им в этой жизни, что, может быть, можно еще успеть сделать то, что он упустил. Вот и сейчас, сидя у порога своего дома и глядя на темнеющее небо, он мысленно обращался к Нему: «У меня была прекрасная жизнь. Были силы, здоровье, удаль и красота. Я имел разум стараться не делать зла, старался жить по Твоим законам. Меня окружали верные друзья. Я вырастил красавца сына. Это был Твой подарок мне под конец моих дней. Ты дал мне наследника тогда, когда я уже думал, что покину этот мир, оставив свой дом пустым. Скоро я увижу Тебя. Но мне кажется, что что-то очень важное мною не сделано. Что? Подскажи мне. Я хочу уйти, сделав все, что мне по силам». Размышления старика были прерваны цокотом копыт по дороге. Кто-то летел во весь опор. И вот перед изгородью на взмыленном коне появился всадник. «Отец, спрячь меня. За мной гонятся. Я погибну», — задыхаясь, произнес незнакомец. Старик спрятал гостя и его коня в сарае за домом. И не успел он прикрыть двери сарая, как его вновь окликнули. За изгородью было несколько всадников, они взволнованно переговаривались. Один из них обратился к старику: «Отец, ты никого не видел? Мы преследуем одного человека. Он негодяй». «Нет», — ответил старик. Всадники умчались, и опять мир окутала тишина. Уже совсем стемнело. Ираклий не спешил уходить, хотя вместе с наступающей ночью пришла прохлада. Он очень любил эти часы, когда мир затихал и становилось слышно дыхание Бога. Но в этот вечер насладиться тишиной ему не пришлось. На дороге послышался скрип колес, шаги многих людей и тревожные голоса. «Что-то случилось!» — подумал старик, и тревога охватила его. Он поднялся и подошел к изгороди: изо всех сил он пытался вглядеться в ночь. Тревога усиливалась, и старик вышел на дорогу. «Почему мне так тревожно? — подумалось ему. — Это, наверное, наши возвращаются с праздника». В кромешной тьме южной ночи он ничего не мог разглядеть, да и люди были еще далеко. Просто в тишине звуки далеко слышны. Но старику казалось, что это многими голосами говорит беда и что ног у нее тоже много. Шествие остановилось прямо перед ним. Впереди шел Нугзар. Когда-то в детстве они вместе бегали купаться на реку, были заводилами всех ребят села. Теперь Нугзар был такой же седой, как Ираклий. И теперь он был вестник беды для своего друга детства. Когда-то они вместе ушли на фронт, воевали в одном полку и вместе вернулись в село. Много они видели страшного в ту войну. Но сейчас было страшнее. И сжав руки друга, Нугзар, задыхаясь, произнес: «Ираклий, Томаз убит». Нет, не заплакал старик Ираклий. Не закричал, не застонал. Он медленно подошел к телеге и долго вглядывался в спокойное лицо сына. Он вырастил его один. Жена умерла, когда ребенку было два года. Сам Ираклий был уже далеко не молод. Родных у него не было. Они были два самых близких друг другу человека. И вот теперь…. «Господи! Господи!» — прошептал старик и упал, обняв тело сына. Три дня прошли как во сне. Похороны, поминки. Односельчане говорили, что на празднике в соседнем селе Томаз посмеялся над конем юноши из дальнего села. Юноша тот остался сиротой несколько лет назад, а конь этот был памятью об отце. Парень ушел, а потом вернулся с оружием и застрелил Томаза. Убийцу искали и не нашли. Все закончилось. И старик остался один в своем доме. И опять вечером он сидел у крыльца и смотрел на окружающий его мир, но теперь из глаз его текли слезы. И вдруг он вспомнил о том человеке в сарае. Вспомнил и понял, кто это. Медленно вошел Ираклий в дом и долго смотрел на старинное оружие, развешанное на стене. Это была память об отце и деде. А потом также медленно он вышел из дома и пошел к сараю. Когда Ираклий открыл сарай, то увидел огромные испуганные глаза ребенка. Худенькая фигурка скорчилась в углу. С ужасом и тоской мальчик смотрел на старика. За три дня он, сидя в сарае, слышал и похоронную музыку, и плач, и разговоры. Он понял, в чьем доме находится и ждал расплаты. Старик Ираклий помолчал, а потом тихо сказал: «Выходи». И ушел. Мальчик выбрался из сарая и подошел к старику. «Прости, отец. Я виноват. Я сам пойду в милицию и все расскажу», — обратился он к Ираклию. Не глядя на мальчика, старик провел его в дом и велел поесть и выпить вино, помянув Томаза. А потом, все также не глядя, спросил, кто он, сколько ему лет, с кем живет. Оказалось, что парнишке 16 лет. Несколько лет назад погиб в горах отец, мать умерла раньше. Он — один как перст. Ни родных, никого. Только пятилетняя сестренка, которую он растит. Работает в совхозе. Конь был памятью об отце, которого он обожал, а Томаз грубо посмеялся, назвав коня клячей. Он, конечно, не прав и пойдет сейчас же в милицию. Старик молчал, долго молчал. Наконец, медленно, ворочая слова как камни, сказал: «Сейчас стемнеет и ты поедешь домой. Постарайся, чтобы тебя никто не видел. Привезешь девочку ко мне. А сам спрячешься на время, пока люди все забудут». Старик помолчал и продолжал: «Я покажу тебе, где спрятаться». Старик замолчал, а мальчик, боясь пошевелиться, стоял рядом и смотрел на него. «Господи, помоги мне», — прошептал Ираклий, подняв глаза к звездному небу и наконец посмотрел на худенького, дрожащего паренька. «А когда все успокоится, ты придешь к нам, сынок…» — Так это был старик Ираклий? А девочка — сестра того паренька? — наперебой спрашивали мы проводника. — А почему ты не предупредил, что заедем к нему? — Он не любит, когда его рассматривают, хвалят, начинают расспрашивать, — отвечал проводник. — А где тот паренек? — Он учится в техникуме, в городе. Постоянно навещает Ираклия и сестру. Спутники мои обсуждали, ахали, восхищались. А я вспоминала голубые ласковые глаза старика, улыбку и маленькую девчушку, не отходившую от него ни на шаг. Я еще тогда подумала: какой мир и покой, какая любовь в этой семье. Теперь же я думала о другом. Как часто под конец жизни нас мучает то, что мы не все сделали. Как будто в картине нашей жизни не хватает некоего штриха, мазка. И как мучительно ищем мы краски, чтобы положить последний штрих. И часто не найдя, так и уходим с сознанием незавершенности. Старик Ираклий оказался мудр. Он спросил совета у Главного Критика наших полотен. Летний ветер, наполненный ароматами трав и цветов, солнечным теплом и отблесками небесной синевы, пением птиц, шорохами и вздохами мира, обнимал нас за плечи, трепал волосы, ласкал лица. Главный Художник продолжал писать Свое великое полотно.

1 просмотров • 3 месяца назад

Жертвенная любовь

Любовь и настоящая вера.

Священномученик Василий Надеждин (1895-1930) был очень счастливым человеком: у него было любимое дело и любимая жена. После девяти лет служения батюшка был арестован. В заключении он заболел тифом, гангреной, но перед смертью успел оставить своей жене удивительное письмо-завещание. Со своей будущей женой Еленой Борисоглебской Василий Надеждин познакомился во время Первой Мировой войны на благотворительном концерте в Москве. Юноша-семинарист, восхищенный игрой молодой пианистки, передал ей письмо и розу. Потом были еще письма, встречи. Она писала в своем дневнике: «Вчера получила от него милые стихи. Так нежно, радостно на душе!..» Избранница Василия Федоровича закончила Московскую государственную филармонию. Говорили, что такую талантливую пианистку ждет большое будущее, но, став невестой человека, стремящегося к священству, она понимала, что ее жизнь будет иной. Елена Сергеевна писала возлюбленному после обручения: «Сегодня ночью не спалось, и вдруг особенно ярко почувствовала нашу связь как Таинство. Символ его – кольца на наших руках. Мы связаны, обручены… Как твоя душа? Твое сердце? Жива ли душа, окрылилась ли опять? А сердце? Готово ли оно для Таинства?» Василий Надеждин признавался: «Да, моя радость, моя Ленуся, теперь ты моя невеста, и я живо это чувствую. С другой стороны, я вполне сознаю, что недостоин тебя, не стою тебя и не знаю, когда установится между нами равновесие. Кажется мне, что ты больше обогатила меня своим ,,невестием”, чем я тебя – своим ,,жениховством”» В марте 1919 года, спасая от голода и тифа старшую сестру и трех ее сыновей Василий Федорович, переехал с ними жить в Пензенскую губернию, где служил его знакомый священник. Там он работал учителем математики. В апреле того же года Василий Надеждин ненадолго возвратился в Москву, чтобы обвенчаться с Еленой Сергеевной и увезти ее с собой. Через год у молодых супругов родится первый сын Даниил, а еще через год Василий Федорович стал священником. «Когда я в первый раз пришел к нему на исповедь, начинать было очень трудно, — вспоминал прихожанин отца Василия. – Батюшка такой необычайный, с серьезным взглядом, вдумчивый, глубокий. В его глазах хотелось выглядеть как можно лучше, приобрести уважение, а тут исповедь, и я должен сказать все… Первые вопросы стали поворотными, и не более чем через два месяца между нами установились близкие отношения, взаимное понимание. В своем руководстве отец Василий не допускал ни малейшего принуждения, а лишь советовал делать то или иное, и всегда столь серьезно и содержательно, что совесть не допускала ослушания». В начале 1929 года всем представителям власти в России был разослан указ ЦК ВКПБ о мерах усиления антирелигиозной работы: в нем сообщалось, что религиозные организации являются единственной легально-действующей контрреволюционной силой, оказывающей большое влияние на массы. В октябре 1929 года отца Василия арестовали. Батюшка говорил: «Когда у нас затрагивался вопрос об исповедничестве, то здесь я проводил такую точку зрения. Есть пределы для каждого различные, в которых каждый христианин может примиряться с окружающей его нехристианской действительностью. При нарушении этих пределов он должен уже примириться с возможностью и неприятных для него лично изменений условий его жизни. Иначе он не есть христианин». О. Василия отправили на Соловки. Еще на пути, в Кеми, определили жить до открытия навигации в бараке, где раньше находились тифозные больные. О. Василий заразился, в санчасти ему сделали инъекцию, после которой началась гангрена. Охваченный смертельным предчувствием, как только его поместили на место больного тифом, отец Василий оставил свое письмо-завещание, написанное 24 декабря 1929 года. Родные получили письмо 19 февраля 1930 года в день кончины священномученика, который совпал с днем рождения его жены Елены Сергеевны. «Господи, помоги мне сделать это дело хорошо… Сегодня, в День Ангела моего старшего сынка, моего Додика, мне пришла мысль грустная, но, кажется мне, правильная, что я должен написать прощальное письмо на случай моей смерти… Ибо, если я заболею тифом, то писать уже не смогу, никого из близких не увижу и не услышу, не смогу ничего передать им, кроме этого письма, если оно будет написано заранее и… если Господь устроит так, что оно дойдет до моих близких… Это письмо должно заменить меня, прощание со мною, участие в моих похоронах, которые произойдут здесь без участия моих близких, без их молитвы и слез… Пишу все это спокойно и благодушно, ибо в душе живет неистребимая “надеждинская” надежда, что я вовсе не умру здесь, что я уеду из этого проклятого места и увижу еще всех моих дорогих… Но это будет дело особой милости Божией, которой я, может быть, и не заслужил, — а потому пишу это письмо. Первое слово к тебе, моя дорогая, любимая, единственная Элинька, моя Ленуся! Прежде всего, благословляю тебя за твою верную любовь, за твою дружбу, за твою преданность мне, за твою неисчерпаемую нежность — неувядающую свежесть любовных отношений, за твою умную чуткость ко всему моему, за твои подвиги и труды, связанные с пятикратным материнством, за все лишения, связанные с твоим замужеством, наконец, за все эти последние слезы разлуки после моего ареста… Да воздаст тебе Господь за все, да вознаградит тебя любовь наших детей, любовь моих печальных родителей (если они переживут меня), моих братьев и сестер, всех моих друзей. Увы, я так мало любил тебя за последние годы, так мало принадлежал тебе духовно; благодарю тебя за наши последние встречи в Ильинском, на Сенеже; благодарю тебя за то, что ты удержала меня при себе и просила не торопиться переезжать на новую квартиру. Как хорошо нам было вместе в нашей кают-компании! Как ярко вспоминаю я наш уют, наш светлый мир, наше семейное счастье, тобою созданное и украшенное! Десять лет безоблачного счастья! Есть что вспомнить! есть за что следует горячо благодарить Бога. И мы с тобой должны это сделать… во всяком случае — и в том, если ты уже меня не увидишь на этом свете… Да будет воля Божия! Мы дождемся радостного свидания в светлом царстве любви и радости, где уже никто не сможет разлучить нас, — и ты расскажешь мне о том, как прожила ты жизнь без меня, как ты сумела по-христиански воспитать наших детей, как ты сумела внушить им ужас и отвращение к мрачному безбожному мировоззрению и запечатлеть в их сердцах светлый образ Христа. Прошу тебя, не унывай, я буду с тобой силою моей любви, которая “никогда не отпадает”. Мое желание: воспитай детей церковно и сделай их образованными по-европейски и по-русски; пусть мои дети сумеют понять и полюбить книги своего отца и воспринять ту высокую культуру, которой он дышал и жил. Приобщи их к духовному опыту и к искусству, какому угодно, лишь бы подлинному. Кто-то из моих сыновей должен быть священником, чтобы продолжать служение отца и возносить за него молитвы. Ведь я так мало успел сделать и так много хотел! Элинька, милая моя! Если бы ты знала, если бы знали люди, как мне легко было любить, и как я был счастлив чувствовать себя в центре любви, излучающейся от меня и ко мне возвращающейся. Как мне сладко было быть священником! Да простит мне Господь мои слабости и грехи по вашим святым молитвам! Благодарю тебя за твою музыку, за музыку души твоей, которую я услышал. Прости, родная! Мир тебе. Люблю тебя навсегда, вечно…» Василий Васильевич Надеждин – единственный из пятерых детей отца Василия, доживший до сегодняшнего дня, и единственный из пятерых, не видевший своего отца живым, вспоминал, что его мать, узнав о болезни мужа, добилась у властей разрешения приехать к нему и ухаживать за ним. Родным из Кеми она писала: «Хожу утром и вечером вдоль деревянного забора с проволокой наверху и дохожу до лазарета, где лежит мое кроткое угасающее солнышко. Вижу верхнюю часть замерзшего окна и посылаю привет и молюсь. В три часа делаю передачу молока, бульона (кур здесь достать можно), получаю его расписку, написанную слабым почерком. Вот и все! Ночь проходит в тоске и мучительных снах. Что же делать? Чем я лучше многих других, у которых погибли здесь близкие? Надо перенести это испытание, жить без моего ласкового любимого друга. Каждый раз, как отворяется дверь нашей квартиры, я смотрю, не пришли ли сказать роковую весть… Его остригли, изменился он сильно и исхудал, говорят, перевязки мучительны и изнуряют его… Я так счастлива, что живу здесь и могу помочь ему хоть сколько-нибудь…» Начальник лагеря разрешил Елене Сергеевне сидеть возле умирающего супруга, молиться и предать его тело погребению. В 1933 году, также ночью, как пришли когда-то за отцом Василием, пришли и за Еленой Сергеевной. Причиной ее ареста стал донос: вдова священника продолжает дело мужа, собирает на квартире молодежь, ведет с ними антисоветские разговоры. Вместе с матушкой были арестованы ребята, посещавшие религиозно-философский кружок, основанный отцом Василием. Елена Сергеевна вспоминала: «На свидании в Бутырской тюрьме я собрала все свои силы, чтобы не плакать, когда сердце разрывалось при виде детей. Нас разделяет решетка. Я не могу поцеловать их, коснуться…» Приговор 5 лет северных лагерей по ходатайству родных заменили на ссылку в Саратов. На 8 долгих тяжелых лет растянулась разлука матери с детьми. Все это время находился с ней только самый младший, названный в честь отца Василием, которому было тогда три года. После возвращения из ссылки Елена Сергеевна написала в своем дневнике: «За все благодарю Бога», как будто выполняя завещание покойного супруга… Автор истории : Ксения Орабей

1 просмотров • 3 месяца назад

Жертвенная любовь

алкоголь внутренняя сила гонения дети доброе слово животные испытания истории из жизни мама молитва моя половинка Папа покаяние простая радость семья сильная личность сын христианская любовь чудеса школа

Меня баба Тоня закодировала.

А у меня вот какая история в жизни была... У моей подруги детства, Галины, пил старший брат, Саня ... Потерял семью, квартиру... Оставалась пока только работа. Он работал водителем. Неделю терпел, а в пятницу, вечером, набирал водки, закрывался в комнате рабочего общежития, где оказался после развода, и до вечера воскресения пил... Вскоре у Галины женился сын, брата она приглашать на торжество не хотела. Позвонила ему в далёкий Саратов, честно сказала, что не надеется на него. Александр помолчал, а потом выдавил из себя:" Я теперь не пью..." И рассказал удивлённой сестрице, что за история приключилась с ним. Год тому назад, в конце рабочей недели, он по обыкновению заперся у себя в комнате и распечатал бутылку... Выпил стакан, потянулся за скукоженным на тарелке солёным огурцом, и вдруг!!!... увидел сидящего напротив рогатого врага, злорадно усмехающегося, как показалось несчастному выпивохе. "Ну вот, - подумал Александр, - допился до чёртиков!" Молча встал и решил лечь, отоспаться. Упал на кровать в надежде, что после сна видение исчезнет. Но не тут-то было! Его вдруг схватили и бросили на пол чьи-то сильные руки. Вскинувшись, возмущённый пленник адовых сил решил показать, кто в его комнате хозяин. Он размахнулся и ударил кулаком прямо в ухмыляющуюся рожу. Но тут рогатому подоспела подмога, и эти мерзкие существа потащили его куда-то вон из комнатушки... Саня, как мог, сопротивлялся. Тёмные силы побеждали, они дотащили его до какого-то болота со зловонной жижей и намеревались утопить в нём. Бедняга бросил последний взгляд на вершину крутого обрыва перед болотом и вдруг увидел на краю этой кручи, на фоне ясного голубого неба, свою давно умершую бабушку Тоню... Здесь нужно заметить, что в семье моей подруги было четверо детей, и первенец Сашенька был любимцем строгой бабушки. Она держала в ежовых рукавицах семью своего сына — отца семейства, сноха была у неё в подчинении и даже моя подружка Галенька, единственная девочка среди мальчишек, любимица папы, не пользовалась её расположением... Лишь Сашеньке была иногда поблажка. Таков был каприз строгой воительницы. Так вот теперь эта покойная бабушка стояла на краю обрыва и горестно смотрела, как её Санюшку черти тащат в греховодную пучину. "Бабуля! — как в детстве закричал Александр, — помоги-и-ии!" Вдруг бабушка протянула страдальцу свою руку прямо с высоты и рука эта чудесным образом дотянулась до Саниной руки, крепко взяла его за пальцы и потянула - потянула к себе!... До вершины оставались считанные сантиметры, как откуда-то сверху пророкотал строгий, но всё равно добрый глас:" Спасён ты, раб Божий, за молитвы твоей бабушки. Живи, и впредь не поступай так, чтобы не случилось с тобой чего похуже..." Очнулся Саня в полной темноте. "Приснится же такое!"- подумал он, - слава Богу, утро." Голова гудела, хотелось пить. Он встал и включил свет... Взору его предстала дикая картина: в комнате всё перевёрнуто вверх дном, телевизор разбит, посуда валяется на полу, одеяло лежит у порога. Как выяснилось потом, прошло не два-три часа, как предположил Александр сначала, а два дня! Видение, на его взгляд, длилось несколько минут, ну поспал часик-другой, а где же он был остальное время?! Но память оставила ему только борьбу с нечистью, вид покойницы бабушки и строгий голос с неба... Следующую неделю по вечерам горемыка разбирал следы побоища в комнате и сгорал внутренне от стыда, что довёл себя пьянкой до белой горячки. Но время удивляться пришло в пятницу вечером, когда, налив привычным жестом стакан и поднеся его ко рту, он понял, что НЕ ХОЧЕТ ПИТЬ ЭТУ ГАДОСТЬ! ...С тех пор не пьёт, а на подковырки дружков, мол, закодировался, отвечает с усмешкой: "Да, меня бабушка Тоня, Царство ей Небесное, закодировала." Всё это рассказала мне моя подруга. На свадьбе Саша выпил немного шампанского. Вскоре женился сам, родилась дочка. С тех пор минуло лет двенадцать. Кодировка бабы Тони действует.)))

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

алкоголь бабушка дети дочь животные покаяние сын

Хитрый план.

Грехи-то у нас в основном все одни и те же. Чаще всего это наши привычки: вроде что-то сделал ненароком, по привычке, и тотчас хватился – ах, да! не надо же было! зарекался же! каялся бессчетно! а вот опять вышло! Но ранка на душе уже появилась. За ней другая, третья… Но верному известно, как их уврачевать – скорее в храм! Священник, которому я исповедуюсь уже не один год, отец Владимир, знает все эти мои «привычки» не хуже меня самого. Естественно – когда повторяешь их батюшке на ухо дважды в месяц, так уж поневоле запомнится. Но каково это – всякий раз подходить к нему с одним и тем же! Неловко, совестно… Лучше бы, конечно, не повторять грехов, покончить со всяким дурным обыкновением и жить тогда со спокойной совестью. Но… гладко на бумаге. А в жизни случается то и дело – одно, другое… «Случайно» на кого-то осерчал, «случайно» загляделся на красавицу в метро, «случайно» словцо бранное сорвалось, «случайно», «случайно»… Сколько таких «случайностей» набежит за неделю-две! И вот переполнилась чаша, так что и не дышится толком – надо идти в церковь исцелять раны. Но легко сказать… идти. Это ж пытка какая – в который раз исповедоваться батюшке в одном и том же. Вот ведь незадача: и каяться – аутодафе натуральное, и не ходить – казнь! Куда ни кинь, всюду клин! Но тут счастливая идея приходит мне в голову: а пойду-ка я в другой приход, к незнакомому священнику! Это же не запрещено. Не то что моих грехов – он и меня-то самого нисколько не знает, этот незнакомый священник. Поисповедуюсь в чужом храме теперь, а уж тогда опять в свой – в другой-то раз уж явлюсь минимум без половины нынешних тягот, буду стараться не повторять ничего дурного, следить за собой, коли уж стыд до такой степени гнетет, что не могу на глаза своему батюшке показаться. Что ж, вот иду в другой приход. И не в приход даже, а в монастырь. Благо их у меня неподалеку от дома целых два. Говорят, монахи куда как строже на исповеди с мирянами – могут и епитимью наложить, за что приходской священник чаще всего помилосердствует. Но уж пусть что угодно накладывает! Мне теперь любая епитимья легче, нежели открывать своему батюшке обычные свои старые слабости. В монастырском нижнем храме – очередь к аналою. Но монаха пока нет. Встаю в очередь. Жду десять минут. Двадцать. Полчаса. Не приходит никак монах! Наконец появляется шустрая старушка-причетница и объявляет, что... никто и не подойдет: завтра праздник большой, и вся братия на всенощной в верхнем храме; можно-де расходиться… Вот ведь незадача! Весь мой хитроумный план рушится! Не получается в монастыре поисповедоваться. Но у меня еще оставался запасной вариант: даже ближе от моего дома, чем монастырь, находится кладбище с церковью. И я поспешил туда, благо всенощная только что началась, – успею! Прибегаю – там служба в разгаре: батюшка кадит, старушки застыли в поклоне. Я забился в укромное местечко – у стены, между иконами – и стал ждать начала исповеди. Обычно в приходах исповедь бывает на всенощной, после помазания, во время канона. Так часто делается, даже если служит один священник. А уж если есть второй, то непременно. Ну, я и рассчитал: сейчас закончится полиелей, а там, после помазания, батюшка, хоть он и один сегодня, как раз пойдет исповедовать – что ему еще делать, пока канон читается?.. Но вот прошло помазание, начался канон, а батюшка не выходит из алтаря! Тут уж я забеспокоился: а ну как напрасно жду?.. Помилуй Бог! Мимо пробегал алтарник. Я буквально встал грудью на его пути, так что он даже испугался, кажется. Будет ли исповедь, спрашиваю. Нет, – отвечает, – исповеди не будет, сегодня батюшка один служит, и ему исповедовать некогда; завтра на литургию приходите: завтра – несколько священников, и кто-нибудь из них займется исповедью. Я оцепенел. И тотчас все понял! Нигде не будет у меня исповеди – ни здесь, ни в каком-либо другом месте, кроме как в своем приходе – своему батюшке! И не надо увиливать от трудного разговора, искать лазейку, как бы проскочить это таинство с наименьшим ущербом для самолюбия. Все мое сегодняшнее безрезультатное путешествие по другим храмам, по незнакомым священникам это явственно продемонстрировало. Как в рай нет коротких путей, так, верно, и мои маневры не могут привести к цели, потому что, в сущности, цель их – попытаться обманом получить желаемое. Вот так, признавшись самому себе в неправедности своего поведения, я поплелся в свой приход. Делать нечего. Ладно уж, сейчас во всем откроюсь, повинюсь, опозорюсь, но… больше никогда! Ни за что! Это ж какая мука – так маяться, так метаться! Итак, смирившись со своей участью, являюсь к себе на приход. Вхожу в храм аккурат к возгласу: «Слава Тебе, показавшему нам свет!» Но чей же голос слышу! У престола стоит, воздев ладони, отец Владимир – тот самый батюшка, кому я обычно исповедуюсь и к которому теперь, как блудный сын, усовестившись, возвратился из скитаний! Он, оказывается, сегодня служащий священник! А значит, не исповедует! У левого придела очередь к аналоям – там выслушивают покаяние прихожан сразу три священника и сам настоятель. Встаю в очередь. И еще до окончания всенощной расстаюсь со своей тягостной обузой. Свободен! И тут есть над чем задуматься!.. Как же очевиден для меня вдруг стал высокий Промысл! Как ни искал я обходных лазеек, но то одно, то другое не позволяло слукавить; когда же, наконец, смирился и решился идти обычным, пусть и трудным, путем, мне вдруг делается уступка, поблажка: ладно уж, малодушный, так и быть – вот тебе другой священник, которому будет не так стыдно открывать свой позор; иди и впредь не греши. Автор: Юрий Рябинин

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

бабушка врачебные истории животные истории из жизни мама Папа покаяние простая радость семья сильная личность сын

Наказание грабителей

В одном поселке городского типа жил священник, а точнее, иеромонах. Он уже давно потерял жену и после этого решил принять постриг. Сподобившись пострижения в монашество в одном из монастырей, он, после хиротонии, был по благословению своего владыки приписан к храму этого поселка. Отец Никон (так его звали) уже несколько лет жил при храме и питался, как говорил апостол Павел, своими священническими трудами. Он был добросовестный священник и за свою отзывчивость был любим своей немногочисленной паствой. За многолетнее служение на благо Матушки Церкви, он приказом Святейшего Патриарха был награжден крестом с украшениями. Этот крест он берег и надевал его только по большим праздникам. Отец Никон не считал себя достойным этой награды, но его признали достойным и с этим ничего нельзя было сделать. На дворе стоял октябрь и с каждым днем становилось все холоднее, хотя снега все еще не было. В этот день отец Никон занимался дровами, желая натопить печь. Хотя он и был почтенного возраста, но порох, как он часто шутил, все еще был в пороховницах и обслужить сам себя он еще был в состоянии.. — Бог в помощь! — раздался внезапно чей-то голос. Отец Никон посмотрел и увидел в воротах двоих. Они стояли и озирались, вероятно, высматривали собаку. Было видно, что они замерзли, об этом говорили и их легкие куртки. Они сжались и держали руки в карманах. У одного из них за плечами был большой рюкзак, у другого в руках пакет. — Благодарствую, — ответил отец Никон. — Вы настоятель этого храма? — Да, — ответил священник, — вы ко мне? — Нет, вообще-то, — ответил один из них. — Мы просто проходили мимо и увидели эту красоту, — он двумя руками показал на храм. — И вот решили посмотреть поближе. — А вы тут один живете?, — спросил второй. — Да нет, не один. Я с котом. . Путники улыбнулись и неуверенно вошли в ворота. — Вы замерзли, как я погляжу. Давайте я вас чаем напою. — Мы не против. Время позволяет. Отец Никон воткнул топор в пенек и рукой указал гостям на входную дверь. — А вы сами-то совсем не чаем разогреваетесь. — Да, вот приходится разминаться иногда, иначе совсем жиром заплыву. Как говорится, помяни, Гоподи, непраздного Никона. Все трое засмеялись. Войдя на терассу, путники разделись, оставили рюкзак и пакет и прошли в дом. Было сразу видно, что в доме живет верующий человек: изобилие икон и фотографий, подсвечников и горящих лампад непроизвольно бросалось в глаза, а черные рясы, висящие при входе, говорили еще и о том, что этот верующий — священник. На стене тихонько тикали часы. Серый кот прошел за людьми в дом и вертелся в ногах у отца Никона. Чайник вскипел, и уже через несколько минут все трое сидели в зале за чаем. — Ну и как она, жизнь священническая, — после некоторой паузы спросил один из пришельцев. — Непростая она, — ответил священник, — ответственная. Но и незаменимая. .. в комнате заиграла красивая церковная музыка «Се Жених грядет». Это был телефонный звонок. Отец Никон взял телефон и вышел в другую комнату. Это был его сын, который периодически связывался со своим отцом-монахом и интересовался его здоровьем. Они разговаривали минут пять, после чего отец Никон вернулся к гостям. Когда он вошел в зал, двое его гостей стояли по стойке «смирно» и смотрели на него круглыми глазами. Они несколько раз переглянулись. Один явно что-то говорил другому своим взглядом. И вдруг он объявил: — Нам уже нужно идти. Простите нас. — И они быстро проскочили на терассу. — Так быстро?, — только и успел сказать им вслед озадаченный священник. Еще через несколько секунд входная дверь закрылась. Отец Никон услышал, что на пороге они о чем-то спорят друг с другом. Посмотрев в окно, он только успел увидеть, как они быстрым шагом выходили, почти выбегали из его ворот. Он только пожал плечами — Наверно, я что-то не то сказал, — подумал он и сел допивать свой чай. Только на следующий день отец Никон поймет в чем было дело — он не найдет на положенном месте своего подарочного креста. Коробочка останется на месте, а ее содержимого не будет. Отец Никон немного растерялся и сначала подумал, что в последний раз не положил его на место, но потом сообразил в чем дело. Он перенес пропажу спокойно. Помолившись за молодых людей, он вверил себя и их в руки Божии, что он всегда и старался делать по жизни и к чему приучал себя с молодости. Прошло некоторое время и в жизни отца Никона произошли перемены. То ли из-за перераспределения кадров, то ли по личной договоренности архиереев отца Никона перевели в другую епархию. Ему пришлось оставить свой облюбованный домик с печкой и уехать в городскую квартиру.. Прошел год. Отца Никона уже знали и любили все. Молодые священники часто советовались с ним, а пожилые почитали за своего друга и любили пообщаться. Новый владыка, узнав о краже его подарочного креста, в скором времени на День его ангела преподнес отцу Никону этот подарок. Справедливость, как казалось, восторжествовала. Но суд Божий оказался несколько иным. Однажды в главном соборе города был престольный праздник. В такие дни, как правило, служил владыка, а духовенство города и окрестных близлежащих приходов приезжало сослужить своему архиеерею. Отцу Никону также было велено принять участие в праздничной архиерейской службе..После окончания богослужения и праздничного молебна, отец Никон направился в ризницу. Внизу священники разоблачались и что-то шумно обсуждали. Когда он спустился, один из его знакомых батюшек обратившись к нему спросил: — Отец Никон, у тебя случайно нет знакомого непраздного священника Нифонта? Когда он это сказал, все священники дружно засмеялись. — Что-то я тебя не пойму, – ответил отец Никон. — Да у нас тут никто понять не может, что это за непраздный священник Нифонт. — А почему непраздный, беременный что ли? Молодые священники засмеялись. — Вот мы и сами пытаемся понять, на каком, интересно, он месяце и как так вообще получилось? — Ладно, будем надеяться, что он когда-нибудь найдется. Отец Никон снял фелонь и спросил: — А кто его ищет? — Да не знаю. По телевизору уже несколько дней бегущей строкой это объявление мелькает, что помогите, мол, найти некоего непраздного Нифонта, у которого год назад украли крест. Отец Никон так и присел после услышанного. «Непраздный Никон», так ведь это я так себя назвал год назад, когда с незнакомцами разговаривал, — подумал он. Что-то я понять не могу, меня что ли ищут? Кто и зачем? — задавал себе вопросы отец Никон. Никак воры-то мои покаялись. Вот так чудо! — А там адрес или телефон прилагался?, — поинтересовался он. — Да, телефон какой-то был. — Отец, Кирилл, ты не мог бы мне услужить? Перепиши для меня этот телефон. — Хорошо, отче, не вопрос. Завтра же пришлю вам сообщение на телефон. Весь оставшийся вечер отец Никон думал, что же они хотят ему сказать? Наверно, крест вернут, прощение будут просить. Он и не держал на них зла, просто за их ошибку переживал. Слава Богу! Образумились. Хоть через год, но образумились. Надеюсь, у них там все в порядке, — задавал он себе вопросы. На следующий день ближе к обеду действительно пришло сообщение от знакомого священника, в котором был номер телефона. Отец Никон немного помедлил: — «Господи, благослови», и набрал номер. — Алло! — раздался чей-то незнакомый голос на том конце провода. — Здравствуйте! Меня зовут иеромонах Никон. Я… Но ему не дали договорить. — Батюшка, как хорошо, что вы позвонили! Мы вас уже столько месяцев ищем, совсем отчаялись уже. Где вы сейчас? Нам срочно нужно вам вернуть ваш крест. Мы допустили тогда ошибку и теперь расплачиваемся за нее. Так где же вы? Как нам встретиться? Оказалось, что они совсем в разных областях. Отец Никон сказал ему свой новый адрес и они договорились встретиться. Тот человек обещал завтра же приехать к нему. «Вот это да, — думал отец Никон, — видать сильно прижало». На следующий день тот человек и правда приехал. Не было еще 10 часов дня, как в дверь позвонили. Открыв дверь, отец Никон сразу узнал своего гостя-боевого офицера. Одет он сейчас был по-летнему, но лицо его он запомнил хорошо. Лицо вполне честное, доброе и приличное, — промелькнула мысль, — что же их подвигло на воровство? — Здравствуйте, батюшка! Благословите, — и гость подошел под благословение. Эту перемену нельзя было не заметить. В прошлый раз они про благословение и не вспомнили. — Заходи старлей, — сказал отец Никон, — гостем будешь. Тот зашел, разделся и прошел в квартиру. — А у вас хорошая память, — сказал вошедший. — Не жалуюсь. Может чаю? — спросил хозяин. Гость посмотрел отцу Никону в глаза и невольно вспомнил про последний с ним чай год назад. Тогда священник тоже предложил им чай. Было видно, что он очень сильно переживает и чувствует вину. Это предложение чая было, как удар по больному месту. Он опустил глаза и сказал: — Да, если не трудно. — Да какой уж там труд, — сказал священник и ушел хлопотать на кухне. Через пять минут чай был готов и они сидели за чашками ароматного чая. — Какой хороший чаек!, — сказал гость. — Да, мне его специально из столицы привозят. Люблю, знаешь ли, хороший чай и ничего не могу с собой поделать. Тебя звать-то как? — Александр. — А вы, стало быть, отец Никон. А то мы вспоминали, вспоминали и ничего, кроме отца Нифонта не вспомнили. С этими словами он достал из нагрудного кармана небольшой сверток, развернул его и положил на стол. Отец Никон сразу узнал свой крест. Он ничуть не изменился и был таким же красивым и сверкающим. — Да, это он, — сказал отец Никон. Он и не собирался спрашивать о мотивах их поступка, но Александр сказал сам. — Я даже не знаю, как это произошло, — начал он свой рассказ. Это Юра зачем-то его взял, ну, тот второй, помните? Когда вы вышли из комнаты, он стал бродить по залу и смотреть обстановку. Заметив какую-то коробочку, он открыл ее и увидел крест. Достав его, он долго рассматривал, а потом почему-то положил в карман. Я увидел это в последний момент. Я даже не знал, что он там взял. Я подумал, что что-то незначительное, может на память о гостеприимном хозяине. Говорю, ты что взял? Он отвечает — так, ничего особенного. Я подхожу, открываю футляр, рядом с которым он стоял, а он пустой. Я его спрашиваю, ты, что крест взял что ли? И тут заходите вы. Я, право, и не знал как поступить. Все так неожиданно получилось. Сказать при хозяине, — положи крест на место, было бы, своего рода, предательством нашей дружбы. И я промолчал. Поэтому и решил быстро уйти. Я его потом спрашиваю, зачем тебе священнический крест? А он говорит, я сам не знаю зачем его взял. Говорит — бес дернул. Ну и пошла у нас после этого «веселая» жизнь. Все началось уже на вокзале, когда у нас украли наши вещи. У меня в рюкзаке отличная новая палатка была, а Юра в пакете свой отремонтированный ноутбук нес, который только что из сервиса забрал. Я ему говорю — вот видишь, это все из-за этого креста! А он мне говорит — это совпадение, сами виноваты, не доглядели. Ну, я тогда спорить с ним не стал, так как и действительно не доглядели. Но потом я приезжаю домой, а у моей машины все колеса проколоты. Через неделю Юра мне звонит и говорит: «У меня гараж взломали, ну и, понятно, все, что можно вынесли». Я ужаснулся. У него там новенький квадроцикл стоял, плюс мотоцикл его друга. Он в шоке. Я, говорит, не знаю, что делать? Ладно, за мотоцикл как-то расчитались. А потом по нашему городу, да и не только по нашему, пошла волна поджегов автомобилей. Вы, наверно, слышали об этом, когда по ночам по десять машин сразу жгли прямо во дворах? Ну и как вы думаете, чей был автомобиль, который подожгли первым? Отец Никон отхлебнул из чашки и посмотрел на своего рассказчика. — Да, — продолжил он, — это был мой Рено. Сгорел до тла, один черный кузов остался. Я звоню Юрке и говорю — так и так, а он мне в ответ: «Ты не поверишь, у меня дача сгорела. Говорят бездомные в нее пробрались и ночевали. Наверно, курили или еще что-то. Короче сгорела моя хибара». — Вот это да! — говорю. — Надо что-то делать. Сейчас ты тоже скажешь, что это совпадение? — Нет, — отвечает, — это не совпадение. Я ему говорю: — Ты украл, а расплачиваемся вдвоем. Ты во всем виноват! — Ладно, — говорит, — виноват я, виноват, давай решать уже что-то. — Что тут решать, — говорю ему, — поедим на то же место и отдадим крест. Договорились с ним о встрече и вдвоем приехали к вам туда. Ну а там, понятно, уже никого нет. Куда уехал священник никто не знает. Говорят только, что перевели. — Ну, — говорю, — попали мы! Что делать-то будем? — Не знаю. Может просто оставим крест тут, на окне и уйдем? — Нет, неправильно это будет. Утащили из квартиры, прям из-под носа владельца, а вернули на окно, да к тому же, когда хозяин уехал отсюда? Так что ли? — Нет, не пойдет так, — говорит. Короче, вернулись ни с чем. Этого мало. Нас на том же вокзале по пути домой опять ограбили. Только на этот раз в открытую — дали по голове и вытащили все из карманов. Прошло где-то с несколько месяцев. В это время было некоторое затишье. А потом автобус, в котором мой Женька ехал, попал в аварию. Ни у кого даже царапины нет, а он один упал так неудачно, что головой прямо на металлический уголок. Весь в крови, огромный порез, плюс сотресение и перелом двух пальцев на руке. Я был в ужасе. Через неделю мне звонит Юра и говорит, что его ограбили — вскрыли квартиру и вынесли на несколько десятков тысяч. Благо, их кто-то спугнул, а так бы все вынесли. И опять мы задумались о своих действиях, но не знали что делать. Ходили в храм, советовались со священником. Он хотя и дело говорил, но нам что-то подсказывало, что мы должны вернуть украденную вещь ее хозяину. Потом, как по какому-то сценарию мы оба попали под сокращение на своих работах.. потом я узнал, что Юра погорел — квартира сгорела. Дело было ночью и он спал со своей семьей дома, когда замыкание случилось. Вроде все живы, но он сильно обожжен и лежит в больнице. Месяц назад он мне позвонил из больницы и говорит: «Сделай что-нибудь, что угодно, иди к президенту, к Патриарху, но найди способ вернуть крест, иначе мы все умрем». Я молился и просил вразумления, как поступить. А потом мне пришла мысль дать объявление по какому-нибудь общественному телеканалу, который показывают у всех. И после больших трудов и немалых денег это удалось сделать. Правда, не знал что написать и написал то, что вспомнил, точнее то, что только мы с вами знали. Хотя имя ваше так и не вспомнил. Саша замолчал и допил чай. Отец Никон тоже молчал какое-то время. Он удивлялся действию Промысла Божия и Его справедливости. Вот ведь как все непросто! Ничего не бывает без последствий. Все-таки милостив Господь, что наказывает нас еще здесь. — Вот это история!, — сказал отец Никон после некоторой паузы. — А ведь уже давным-давно в Священном Писании сказано — Не укради. Давным-давно. Но, видно, не все знакомы с Священным Писанием. Вот ты и узнал на себе о действиях Промысла Божия. Кто ворует тот и сам ограблен будет. Но у вас немного другой случай. Вы украли у монаха, а это другая статья. — отец Никон улыбнулся. — Монахи — это дети Божии, которых Господь бережет и не дает в обиду. Не случайно говорят, что имущество монахов — огонь. Украдешь у монаха десять рублей, потеряешь тысячу. Воровать вообще нельзя, а тем более у монахов. Это опасно для жизни. Они засмеялись. Отец Никон принял его извинения и уверил его, что их покаяние принято Богом и больше с ними ничего скорбного случится не должно, если, конечно, не нагрешат снова. Глядя в окно, отец Никон провожал взглядом своего гостя. Слезы радости сползали по его щекам. Он благодарил Бога за Его неустанный Промысел о мире и о себе, и еще раз уверился в христианской истине, что всякий надеющийся на Господа не постыдится. Автор истории: Иеромонах Роман (Кропотов)

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

алкоголь бандиты вразумление дети доброе слово животные за пределами логики истории из жизни исцеление Папа покаяние простая радость семья сильная личность сострадание сын христианская любовь чудеса

Я проиграл тебя в карты и должен убить

Некоторое время назад в Сергиев Посад переехала из Белоруссии мама с двумя дочками. Они хотели жить при лавре, быть поближе к преподобному Сергию. Купили квартиру. Старшая дочка, Людмила, устроилась работать в столовую Московской духовной академии. Здесь она познакомилась с семинаристом, они искренне полюбили друг друга. С мамой и младшей сестрой она была просто счастлива от того, как складывается их жизнь. Но вот однажды вечером Людмила шла за лаврой в низине, рядом с оврагом. Неожиданно из-за кустов появился человек с ножом. Девушку парализовал страх, она тут же протянула преступнику свою сумочку. Но бандит сказал: «Мне не нужны твои деньги. Я проиграл тебя в карты и должен убить». В преступном мире бывает всякое. Этот бандит, проигравший всё в карты, поставил на кон чью-то жизнь. Ему, собственно, было всё равно, кто появится на пути в пустынном и темном месте. Карточный долг для бандита – долг чести. Оставалось только подкараулить жертву. Вот такой жертвой и оказалась эта бедная девушка. Вокруг никого, темнота, тут же – овраг, в который преступник мог сбросить бездыханное тело. А бедная девушка тихо, сквозь слезы произносила: «Мамочка, прощай» – и молилась, как могла. А мама, надо сказать, была далеко, в отъезде, и там, в далеком городе, она уже легла спать. И вдруг она в этот самый момент увидела во сне, что ее дочь лежит в гробу. Нестерпимая тревога и боль в сердце пробудили маму. Она упала на колени перед иконой Божией Матери и стала слезно молиться: «Пресвятая Богородица, помоги, спаси мою дочь!» Мы не знаем, как долго молилась мать, но только преступник вдруг потерял весь свой грозный вид и решимость. Он стоял как вкопанный, и только тихо сказал: «Иди». Так Людмила спаслась и пришла домой живой и здоровой. После этого друг-семинарист провожал ее каждый вечер. Через какое-то время они поженились. Но Людмила настолько была испугана случившимся, что приобретенную квартиру они продали и уехали назад в Белоруссию. Эта история, конечно, в том числе и о силе материнской молитвы, и о материнском чутком сердце. Молитвы матери остановили руку злодея. Мама, имя ее в миру было Татьяна, со временем сильно разболелась и приняла монашеский постриг. Она уже находилась на грани смерти, ей благословили принять схиму. Но как только она стала схимницей, смерть отступила, и так мама жила многие-многие годы. Добавлю, что этот страшный случай завершился наибольшими благословениями Божиими. Людмила – жена священника, а их собственные дети стали: сыновья – священниками, дочери – женами священников. Младшая сестра Людмилы – тоже жена священника. Вот так Господь управил жизнь этой семьи.

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

бандиты внутренняя сила дети дочь животные истории из жизни мама молитва моя половинка семья сын

💝 Помогите шестерёнкам проекта крутиться!

Ваша финансовая поддержка — масло для технической части (серверы, хостинг, домены).
Без смазки даже самый лучший механизм заклинит 🔧

Поддержать проект

Лёха был правильным пацаном.

Леха был правильным пацаном. После ПТУ шабашил на стройках, не дурак был выпить и подраться, но матери и сестрам деньгами помогал. Ему уже стукнуло хорошо за тридцать, когда в их строительной бригаде появился Сыч. Точнее, Константин, но работяги вскоре прозвали его Сычом. Странный он был парень. Высокий, плотный, с волосами, собранными в хвост на затылке, всегда смурной. Отказывался от курева и вина, бубнил чего-то себе под нос и совсем уж не выносил мужских разговоров про женский пол — краснел, бледнел, а то и вовсе уходил подальше. С ним было трудно общаться, а еще труднее — работать, потому что работал он честно. Вся бригада спешит кое-как закончить объект и смыться с участка, а из-за Сыча приходится вкалывать до заката — потому что он по правилам замешивает раствор и дожидается полного высыхания. Чудика пытались бить, но драки как-то не получалось, он всегда умудрялся избежать разборок. Озверев, бригада пошла к прорабу Михалычу с требованием убрать это чудо-юдо. Мол, не наш он совсем, да и работает плохо. Но Михалыч отмахнулся: «Хватит бухтеть, мужики! Костя — самый правильный из вас, просто несчастье у него. Не повезло парню… а всё эти, будь они неладны, попы». Леху эта новость прямо-таки поразила. Что за попы, что за чепуха? Просто у Сыча с головой не в порядке. Но все-таки он загорелся про этих попов узнать подробнее, вытянуть из Кости его историю. Зачем? А чтобы потом всей бригадой посмеяться. Так бы все это и оставалось в планах, но случай подвернулся сам. Стояла Светлая Седмица (о чем никто из работяг и не задумывался) — и тут вдруг Сыч явился на объект с подарками! Каждому в бригаде вручил он по куличу и паре крашеных яиц, а вдобавок спел что-то церковное. Тут-то над ним и заржали. Только недолго — увидели его глаза, потемневшие от гнева. Сыч переменился вмиг. Начал кричать, обзывать богохульниками — а после неожиданно расплакался. Встал на колени, произнес: «Простите, братья, меня окаянного!», вытер слезы рукавом и побежал на выход. А мужики сидели как пришибленные. Вот тут Леха и осознал: Сыча спасать надо! Человек ведь, жалко его! И он начал действовать. Взял в конторе у Михалыча адрес Кости — тот, оказалось, не имел своего жилья, снимал комнатку у кладбищенского сторожа. В сторожке Леха Сыча не застал, зато пообщался со сторожем. Звали его Женька, был это пожилой дядька, большой любитель поддать. Леха поставил выпивку — и за рюмкой вина узнал немало интересного о Косте. Оказалось, он — расстрига. Что это значит, Леха понимал не вполне, даже думал, уж не охотятся ли за Сычом менты? По Женькиным словам, приехал Костя откуда-то из Костромской области, о себе говорил мало, все больше книжки читал, особенно ту, что в черном переплете и с крестом. Да еще постоянно молился и плакал. А то вдруг нехило поддавал, ходил к какой-то путане, на которой думал жениться. Потом на несколько дней пропадал, и вновь по кругу: молитвы, книжки, рюмка… В церковь тоже ходил, но изредка. Пока ошарашенный Леха переваривал эту информацию, пришел и сам Костя-Сыч. Сел к ним, молча налил себе стопку — и начался долгий разговор. Сторож Женька, впрочем, быстро вырубился, а Леха с Сычом сидели до утра. Оказалось, Сыч верил в Бога — по-настоящему, серьезно. С юности мечтал стать монахом, и стал — получил благословение своего духовника, в 18 лет поехал в монастырь под Калугой, был трудником, послушником, а в 25 лет принял постриг. И все до поры до времени было у него хорошо: молился, трудился, как и все. А потом что-то с ним стряслось. «Бес попутал», пояснил Костя. Он стал дерзить игумену, братии, пропускал службы. Однажды сбежал из обители и пошел к девице легкого поведения. Переночевал у нее, вернулся в монастырь. Там игумен его наказал, и вроде бы подействовало, Костя опомнился, и целый год все было хорошо. А потом все пошло по новой. После дикого скандала с игуменом он сказал, что не хочет больше быть монахом. Ему дали время, много времени, с ним беседовали старцы — но Костя их выгонял, оскорблял. За него молились — но это не шибко помогало. И тогда его расстригли. Он перестал быть монахом и не мог больше оставаться в обители. Ему дали денег на дорогу и молитвенник — и Костя ушел в мир. А в миру все завертелось. Ни дня без выпивки и женщин. Ни дня без слез, когда хмель сойдет, а совесть проснется. Костя начал ездить по разным монастырям, просился в послушники, его принимали — но спустя пару дней или приходилось его выгонять, или он сам уходил. Постепенно по обителям и вовсе пошла о нем недобрая слава. Расстрига — это как клеймо. Как с этим жить, он не знал. Вписаться в мирскую жизнь, стать обывателем у него тоже не получалось. Заработать денег он мог, мог обзавестись имуществом, жильем — но постепенно начал осознавать, что все это ему не слишком нужно. То время, которое он провел в монашестве, не прошло ведь для него бесследно. Он видел и чудеса, совершаемые по молитвам старцев — как исцелялись алкоголики, как у бездетных родителей рождались дети. Многое он видел. Глубоко веровал. И предал. Лехе в диковинку было все это слышать, особенно про чудеса. Вот бы встретиться с такими старцами, подумалось ему вдруг. Тогда, возможно, он и пить перестал бы, и работу себе нашел получше, и семьей обзавелся. И вспомнилось ему разное: покойный отец, смертным боем избивавший мать по пьяни, загулы старшей сестры, вечный поиск денег на выпивку. Стало ему горько — и тут он сам заплакал, как совсем недавно Сыч. А тот принялся утешать Леху, бубнил что-то. Они обнялись как собутыльники — и оба уснули. Утром в сторожке Сыча не оказалось — Женька сказал, что тот в город поехал, в храм. Леха кивнул и поехал на стройку. Но все уже было как-то не так. Обрывки ночных разговоров с Сычом не выходили из его головы, и это заметили в бригаде, принялись шутить: уж не заколдовал ли тебя Сыч? Прошло несколько дней. Леха, протрезвев, пытался заговорить с Костей, но тот на разговоры не велся, а вскоре и вовсе заявил, что бросает работу и уезжает далеко. И вот тут-то Леху что-то подтолкнуло: он попросился с Сычом за компанию, и тот, странное дело, не отказал. Они поехали на остров Валаам, о котором раньше Леха и понятия не имел. Устроились в монастырь трудниками. Поначалу было очень непривычно. С одной стороны, вкусная еда, пироги с грибами и ягодами. С другой — и это Леху сильно напрягало! — никакого вина. Однако понемногу он втянулся. Началась у него какая-то другая жизнь. Убирали картошку, помогали на кухне, работы было глаз не поднять. Зато чувства после этой работы были совсем другие, чем раньше, на шабашках, где заколачивал он немалые деньжищи. А тут бесплатно — но почему-то радостно. Недалеко лес, красота неописуемая. Монахи, молодые и старые, с добрыми лицами, всегда готовы помочь. Будто в семью попал! А вот с Костей-Сычом было неладно. Из храма тот всегда выходил в слезах, ничем не мог утешиться. Лехе так жалко его стало, что пошел к старому монаху, которого называли прозорливым. Рассказал ему все, что знал о Сыче, спросил — как же ему помочь? Может, обратно в монахи принять, чтоб не мучился? Старец улыбнулся в бороду, а потом серьезно сказал: «Не о Сыче ты сейчас должен думать, а о своих грехах. А Константина поблагодари за то, что открыл тебе себя самого. И молись за него. Может, Господь и смилуется, как над апостолом Петром. Богу все возможно». Леха понял одно: назад Сыча не примут, и начал возражать: как же так? Погибает же человек. И тогда старец произнес печально и твердо: «Он сам оставил Христа, сынок. Насильно ко Христу никого привести нельзя». Только тут до Лехи дошел весь ужас драмы Сыча. Тот потерял всё. Остался совершенно один. Тем более нельзя его бросать! А что можно сделать? Старец советовал молиться, но как? Леха ведь не монах, не умеет… …Пролетело два года. Вместе с Сычом Леха трудился в монастыре, научился молиться утром и вечером, ходил на церковные службы, исповедовался и причащался… и как-то вдруг понял, что хочет стать монахом и остаться здесь, на острове. О том, чтобы вернуться к прежней беспутной жизни, уже и помыслить не мог. Его благословили принять иноческий постриг, только не на Валааме, а в другом монастыре, в глубинке, куда Леха вскоре и уехал. Теперь он уже не Леха, а инок Леонид. Что же до Сыча, тот остался трудником на Валааме — хотя, быть может, там его сейчас уже и нет. Через несколько месяцев после отъезда инок Леонид получил от него открытку, где написано было только «Слава Богу, я жив». Что это значит? Быть может, он был прощен и трудится где-нибудь во славу Божию? Не зря же Господь свел его на жизненном пути с Лехой… Автор: Вера Евтухова

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

алкоголь дети доброе слово животные за пределами логики испытания истории из жизни мама молитва моя половинка Папа покаяние простая радость семья сын христианская любовь чудеса

Как старец юношу вразумил

Однажды священнослужители привезли к старцу Гавриилу Ургебадзе мальчика, страдавшего алкоголизмом. Думали, что старец наставит его, прочтет стихи из Псалтыри, притчи из Евангелия, но не тут-то было! Старец принял всех в своей келье, выслушал, посмотрел на мальчика, улыбнулся и, достав из-под кровати большую канистру с красным вином, предложил выпить всем вместе. Предложил с такой убедительностью, что никто не смог отказаться. Он говорил тосты и благодарил Господа, Пресвятую Богородицу. Три стакана они выпили спокойно. А когда он налил в четвертый раз и произнес тост, то, взмахнув руками в сторону мальчика, толкнул его стакан, и вино из него выплеснулось. Так повторилось несколько раз. Всем стало стыдно, особенно священнослужителям, которые рассказали мальчику, что ведут его к великому богоносному старцу с даром молитвенной помощи и провидения. Но что им оставалось делать? Они молча сидели и мечтали поскорей выйти из кельи, но батюшка их не отпускал. Такое было благословение старца, которому все вынуждены были в тот момент послушаться. Скоро старец встал и начал такими словами ругать всех вокруг, что находившиеся в его келье священнослужители покраснели от стыда и потеряли дар речи. Обругав всех последними словами, он вдруг вскочил на табуретку и начал танцевать и говорить, что сейчас покажет всем «стриптиз». Этого все уже не выдержали и опрометью выбежали из его кельи в твердой уверенности, что монах Гавриил – простой сумасшедший! Прошло несколько месяцев. Старец скончался, а в монастырь пришел тот мальчик со всей своей семьей. Он… был полностью исцелен от греха пьянства. Как рассказали его родители и он сам, тогда в келье старец Гавриил повторял точь-в-точь поступки и слова этого мальчика, когда он находился в состоянии опьянения. «Мой сын ругал всех нас последними словами, – вспоминала его мать. – Бывало, в совершенно неадекватном состоянии от опьянения он запрыгивал на стол и начинал танцевать стриптиз, настолько он был одержимым и падшим!» Все прослезились, услышав эту историю. Тогда-то и стало ясно, почему старец вел себя подобным образом в тот вечер! Он со стороны показал мальчику всю мерзость греха, которым тот был одержим. Показал, не думая ни о своей собственной репутации, ни о том, что могут о нем сказать и подумать, – и исцелил! И подобных случаев в жизни старца Гавриила было немало. За каждым его поступком и словом (даже ругательным!) скрывались большой подвиг и великая любовь, которой он и сейчас осеняет всех в столь трудные времена!

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

алкоголь дети доброе слово животные мама Папа покаяние семья сын христианская любовь

Мама, учи молитвы!

Однажды в Оптиной Пустыни на исповедь ко мне подошла одна женщина, приложившись к кресту и Евангелию, она неожиданно для меня заплакала. Неожиданно потому, что слез ее нельзя было отнести к исповеди. Тогда я спросил ее: «Что ты плачешь?» Она ответила, что ей вспомнились ее скорби, и рассказала такую историю. Недолго прожив в браке, она развелась с мужем и стала одна растить ребенка. Когда сыну исполнилось 18 лет, его забрали в армию. Было это в самый разгар Афганской войны. Сначала сын попал в Ташкент, а через полгода стал ей писать письма с пометкой Ташкент-16, а это и был, как она потом выяснила, Афганистан. За все это время она пролила море слез. Была она на это время абсолютно неверующим человеком и не имела никакой духовной опоры, жизненного стержня, в церковь никогда не ходила. Как получит письмо — то у нее радость, проходит короткое время — опять тревога, так как отовсюду слышит самые тревожные и трагичные известия. Так прошло полтора года. Наконец, сын возвращается без единой царапины с боевыми медалями. Казалось, весь кошмар закончен. Но в нашей жизни часто бывает, что абсолютно непредсказуемые события расстраивают все наши надежды. Но Господь силен всякую злую ситуацию, устроенную диаволом, повернуть в другую сторону. Сын вернулся домой в мае, и они с друзьями пошли на речку отметить возвращение. Как водится, распили немало вина, водки. И человек, пройдя войну и оставшись целым и невредимым, пьяным утонул в реке. Ее материнское сердце буквально разрывалось от этого горя — пройдя страшную войну и не получив никаких царапин, ее сын в нескольких шагах от дома погибает так банально и бессмысленно. Она не могла найти себе места. И вот однажды, через два дня после похорон, то ли во сне, то ли наяву, видит своего сына, сидящим у нее в ногах на кровати. Не веря себе, она спрашивает его: «Саша, ты ли это?» И он отвечает: «Я, мама». Сидит он очень грустный и погруженный в себя. Внутренний голос подсказывает ей, что это душа его. Это не что-то абстрактное, а вполне конкретный образ именно этого человека, так как душа носит на себе отпечаток нашего тела. Мать смотрит на него, а он начинает удаляться, удаляться, стены дома как бы раздвигаются, душа стремительно летит, и она слышит душераздирающий голос, родной голос сына: «Мама, учи молитвы». Он сказал только три слова? Но они перевернули всю ее жизнь. Для чего учить молитвы? – Значит есть Тот, к Кому обращены эти молитвы, значит и есть смысл в этих молитвах. Как молнией ожгли ее эти мысли. Глаза ее приоткрылись, и почувствовав душу сына она увидела выход из этой ситуации. После этого она впервые взяла в руки Евангелие, впервые пришла в храм, стала интересоваться тем, чему учит церковь. Это было целое открытие: Евангелие говорит о том, что человек создан Богом бессмертным, что смерти после Воскресения Христа нет, а есть лишь только временное разлучение человеческой души с телом. Вновь все будет восстановлено, по образу зерна, которое, истлевая, дает росток новой жизни. Именно так будет и с нашим бренным человеческим телом. Автор: архим. Мельхиседек (Артюхин)

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

алкоголь животные истории из жизни мама молитва моя половинка покаяние простая радость семья сын

Показано 46-54 из 69 рассказов (страница 6 из 8)