Видео-рассказы

Духовные истории и свидетельства, которые вдохновляют и поучают

Письмо с того света

Письмо с того света

«Меня зовут Брусилов Андрей Иванович. Я родился в 1969, а умер в 2010 году. Я прожил на свете сорок один год и два месяца. Вернее, прожил я восемь месяцев, а существовал в теле тридцать девять с половиной лет – ровно до того дня, как узнал, что у меня рак. Теперь я умер и решил предупредить тех, кто это прочитает, чтобы и они не прожили большую часть жизни так же бессмысленно, как это сделал я. Родился я в далеком 1969 году. Рос, жил «как все». Это страшное словосочетание, которым, как правило, и обозначается жизнь без смысла. Я был не хуже и не лучше всех моих знакомых. Служил в армии, окончил строительный университет, женился, в девяностых начал заниматься бизнесом. Мечтал о своем доме. Я умел проектировать и знал в этом толк. Сначала организовал небольшую фирму по продаже стройматериалов, потом дело пошло вверх и мы выросли до солидной строительной компании. Пока я занимался бизнесом, у меня родилась дочь Оксана. Жена не работала, на ней были все домашние дела. Вы знаете, как пахнет тело у маленького ребенка? Говорят, этот запах особенный, его невозможно ни описать, ни сравнить с чем-то, он необыкновенный. Так вот, я этого запаха не знаю. Я изредка брал ребенка на руки, но и то лишь для того, чтобы положить в коляску и пойти в парк погулять. Пока мы гуляли, я прикидывал сметы и рассчитывал, что лучше купить и как выгоднее продать. Поэтому я не заметил, как мой ребенок вырос и самостоятельно пошел ножками, как он сказал первое слово, как учился читать и писать. Мне было некогда. Я уже начал стройку дома по индивидуальному проекту. Кроме дома, на этом же участке я планировал разбить шикарную парковую зону с лавочками, садом камней, фонтаном, садовыми деревьями, чтобы можно было гулять с семьей, сидеть на зеленой лужайке, наслаждаясь пением птиц и неспешно попивая кофе, завернувшись в плед, когда придет осенняя прохлада… Я так мечтал. Но этому не суждено было случиться, потому что я умер. Когда мы заливали бетон под фундамент дома, дочка пошла в первый класс. Я не смог ее отвести первый раз в школу, потому что была важная встреча с подрядчиками. Когда возводили стены дома, дочка подходила ко мне не раз с просьбой помочь с домашкой. Я целовал ее в головку и отправлял к маме, потому что у меня были важные расчеты. С женой я также общался редко, потому что… потому что мне надо было работать. От ее просьб пройти погулять я увиливал отговорками, и в конце концов она перестала меня доставать своими просьбами. Даже во время отпуска, когда была возможность побыть вместе, я не отрывался от компьютера, проверял сметы, проводил онлайн заседания, в общем, активно готовился к счастливой жизни, которую мне не суждено было прожить. На самом деле я не жил, я спал и видел сон о том, как буду когда-то жить. Проснулся я тогда, когда поломал руку, копаясь в саду, при этом усилия мои были сделаны незначительные. Гипс наложили, но непонятна была причина этого перелома. Решили проверить и оказалось, что это метастазы, которые шли от печени. Анализы показали, что они уже везде и об операции не может быть и речи. Все врачи были единодушны в том, что я скоро умру, но были разногласия в отношении того, когда это случится. Сначала я в это не поверил, потом упал на такое дно отчаяния, что если бы меня тогда кто-то пристрелил, то я бы перед этим целовал ему руки. А потом… потом я смирился и принял то, что ухожу из этого мира. И вот тогда я наконец проснулся…. Я с изумлением стал смотреть на мир и с удивлением заметил, что вокруг меня кипит жизнь, о которой я раньше не имел ни малейшего представления. Потрясением для меня был зимний рисунок на окне. Я долго не мог оторваться от его замысловатого узора. Когда я насыпал на подоконник зернышки подсолнуха, то увидел синичек, наверное, тоже первый раз в жизни. Они, оказывается, подлетают и по очереди хватают зернышко, отлетая сразу, чтобы его разлузать на ближайшей ветке. Спокойно и без гама, в отличие от воробьев, которые устраивают драки и разборки, кому больше достанется. Мне осталось совсем мало времени, и я жадно начал жить. Я взял жену за руку и пошел с ней гулять. Боже мой! Какое это потрясающее чувство, когда в твоей руке рука любимого человека, ты идешь и чувствуешь ее тепло, и тебе больше ничего-ничего не надо. Как я мог этого раньше не понимать! Дочь…Я зашел к ней в комнату и впервые обнял. Нет, я, конечно же, обнимал ее и раньше, но это были не объятия, а так, поверхностные касания, которые я даже не ощущал. А теперь, первый раз в жизни, я почувствовал ее любовь. Ее нежное маленькое сердце было наполнено любовью и преданностью. Я крепко обнял Ксюшу за хрупкую талию, положил голову на ее плечико и стал рыдать навзрыд, как маленький ребенок. Я не помню, сколько это длилось, но она неподвижно стояла все это время, крепко меня обняв. Передо мной начал открываться новый мир. Осень угощала меня своими запахами. Мятые листья клена пахли прошедшим жарким летом. Очаровывали своей красотой утренние капельки росы, в выпуклых отражениях которых отражались первые солнечные лучи. Стаи птиц собирались на оголяющихся осенних деревьях и загадочно о чем-то говорили на своем непонятном языке. Я чувствовал, что и они, так же, как и я, боятся лететь в другие края, но и им, так же, как и мне, придется это сделать. Последний мой отдых на море с семьей был в середине октября. Странно, я ездил с ними на моря иногда даже по два раза в год, но тут впервые для себя обнаружил, что море, оказывается, пахнет. Это романтический запах алых парусов, и мне казалось, что следы на песке оставили воздушные ступни Асоль, когда она ходила вдоль береговой линии, слушала музыку волн и мечтала о своей любви. Море мне напомнило что-то далекое, забытое, детское: родителей, советскую базу отдыха, запах варенных в ведре креветок. Но казалось, что это все было не со мной, а с кем-то другим. И тут я вдруг вспомнил уже совсем забытый эпизод из моего детства. Когда я помог нашей соседке с пятого этажа спуститься вниз, на лавочку возле подъезда. В доме лифта не было, а у нее были больные ноги. Поэтому она очень редко выходила на улицу. Я помню, как помог ей сесть на скамейку, как она подняла глаза и сказала: «Ах какая благодать, как хорошо-то, какая благодать». Хорошо? На улице слякоть, грязь, сыро, что здесь хорошего? Помню, как я тогда удивился, но ничего не сказал. А вот теперь смотрю на все это и думаю – а как же и впрямь хорошо, какая благодать! Как хорошо, когда ты можешь своими легкими вдыхать вот эту осеннюю свежесть, когда можешь чувствовать на лице мокрые капли дождя…и слез, которые мелкой соленой струйкой стекали с моих угасающих глаз. Раньше я никогда не молился. Во время венчания батюшка нам сказал, что нужно дома читать «Отче наш» и что-то еще. Я тогда взял себе за правило перед сном читать «Отче наш». Читал я эту молитву механически, как заклинание, и шел спать. Теперь все стало по-другому. Я понял то слово, с которого начиналась молитва. Отец… любящий, от Которого зависит вся моя жизнь, связи с Которым я не имел, а теперь обрел. Странное чувство дикого страха смерти и новых зарождающихся отношений с Богом, основанных на любви. От отчаяния меня спасала лишь надежда на то, что Он, мой Отец, здесь, рядом, что Он меня слышит, понимает, любит, знает, что внутри меня происходит. Это не снимало моих страхов, но как-то преображало их, давало силы владеть собой. У меня возникла колоссальная потребность в молитве. Не молиться было уже невозможно. Молитва и жизнь стали чем-то целым. Все переосмыслялось радикально. То, что было важным и значимым, стало мелкими и ничтожным. А то, чему я раньше не уделял внимания, стало самым важным. Тепло друзей, любовь родных, непреходящая ценность каждого ускользающего мгновения жизни. Но ведь, в самом деле, какая разница во что ты одет, какая у тебя машина или сколько у тебя денег. Важно то, что ты можешь любить, жить, делать добро, благодарить, духовно расти. В этом всем и заключается настоящая радость бытия. Господи Боже мой! Мне только сейчас, на пороге смерти, дошло, что истинным моим призванием, как и каждого из нас, было БЫТЬ, а не ИМЕТЬ. Я должен был давать пример того, каким должен быть муж, отец, друг, просто прохожий по жизни, к жизни не безразличный. Вся моя жизнь до болезни была карнавалом, на котором я танцевал в маске, меняя ее в зависимости от танца и партнера. Я плавал на поверхности воды жизни, в то время, как все самое ценное и значимое было в ее глубине. Я начал болеть и страдать, но мне казалось, что вместе с болью с меня выходит что-то дурное и мерзкое. Все, что я мог получать от Бога и от людей, вызывало у меня огромное чувство благодарности. На каждый добрый жест, улыбку, доброе движение сердца я готов был ответить объятием и слезами любви. Все люди мне стали казаться такими добрыми и хорошими, да так, что я не переставал удивляться их доброте. Хотелось только одного – всех миловать, всех прощать, всех благодарить, всем желать спасения души. Когда медсестра зашла ко мне в палату, поправила подушку и одеяло, я уже не мог поблагодарить ее словами, потому что не мог говорить, но сердце мое заплакало слезами благодарности. Я не мог уже благодарить всех тех, кто стоял у моей могилы, но я каждого из них обнял своим сердцем и со слезами сказал каждому «СПАСИБО». Я хочу, чтобы вы это знали. Знали, что я вас всех очень сильно люблю. Что такое жизнь, я понял только в самом ее конце. И я благодарен Богу, что Он дал мне такую возможность, ведь ее могло бы и не быть. Я понял, что такое счастье. Его невозможно найти, поймать и посадить в баночку. Оно, как мотылек, там умрет. Счастье – в текущем моменте, оно не уловимо. Счастье – это радость. Это постоянное непреходящее чувство внутреннего блаженства. Счастье – это Бог, которого я обрел в конце пути и упал в Его открытые объятия».

Лёха был правильным пацаном.

Лёха был правильным пацаном.

Леха был правильным пацаном. После ПТУ шабашил на стройках, не дурак был выпить и подраться, но матери и сестрам деньгами помогал. Ему уже стукнуло хорошо за тридцать, когда в их строительной бригаде появился Сыч. Точнее, Константин, но работяги вскоре прозвали его Сычом. Странный он был парень. Высокий, плотный, с волосами, собранными в хвост на затылке, всегда смурной. Отказывался от курева и вина, бубнил чего-то себе под нос и совсем уж не выносил мужских разговоров про женский пол — краснел, бледнел, а то и вовсе уходил подальше. С ним было трудно общаться, а еще труднее — работать, потому что работал он честно. Вся бригада спешит кое-как закончить объект и смыться с участка, а из-за Сыча приходится вкалывать до заката — потому что он по правилам замешивает раствор и дожидается полного высыхания. Чудика пытались бить, но драки как-то не получалось, он всегда умудрялся избежать разборок. Озверев, бригада пошла к прорабу Михалычу с требованием убрать это чудо-юдо. Мол, не наш он совсем, да и работает плохо. Но Михалыч отмахнулся: «Хватит бухтеть, мужики! Костя — самый правильный из вас, просто несчастье у него. Не повезло парню… а всё эти, будь они неладны, попы». Леху эта новость прямо-таки поразила. Что за попы, что за чепуха? Просто у Сыча с головой не в порядке. Но все-таки он загорелся про этих попов узнать подробнее, вытянуть из Кости его историю. Зачем? А чтобы потом всей бригадой посмеяться. Так бы все это и оставалось в планах, но случай подвернулся сам. Стояла Светлая Седмица (о чем никто из работяг и не задумывался) — и тут вдруг Сыч явился на объект с подарками! Каждому в бригаде вручил он по куличу и паре крашеных яиц, а вдобавок спел что-то церковное. Тут-то над ним и заржали. Только недолго — увидели его глаза, потемневшие от гнева. Сыч переменился вмиг. Начал кричать, обзывать богохульниками — а после неожиданно расплакался. Встал на колени, произнес: «Простите, братья, меня окаянного!», вытер слезы рукавом и побежал на выход. А мужики сидели как пришибленные. Вот тут Леха и осознал: Сыча спасать надо! Человек ведь, жалко его! И он начал действовать. Взял в конторе у Михалыча адрес Кости — тот, оказалось, не имел своего жилья, снимал комнатку у кладбищенского сторожа. В сторожке Леха Сыча не застал, зато пообщался со сторожем. Звали его Женька, был это пожилой дядька, большой любитель поддать. Леха поставил выпивку — и за рюмкой вина узнал немало интересного о Косте. Оказалось, он — расстрига. Что это значит, Леха понимал не вполне, даже думал, уж не охотятся ли за Сычом менты? По Женькиным словам, приехал Костя откуда-то из Костромской области, о себе говорил мало, все больше книжки читал, особенно ту, что в черном переплете и с крестом. Да еще постоянно молился и плакал. А то вдруг нехило поддавал, ходил к какой-то путане, на которой думал жениться. Потом на несколько дней пропадал, и вновь по кругу: молитвы, книжки, рюмка… В церковь тоже ходил, но изредка. Пока ошарашенный Леха переваривал эту информацию, пришел и сам Костя-Сыч. Сел к ним, молча налил себе стопку — и начался долгий разговор. Сторож Женька, впрочем, быстро вырубился, а Леха с Сычом сидели до утра. Оказалось, Сыч верил в Бога — по-настоящему, серьезно. С юности мечтал стать монахом, и стал — получил благословение своего духовника, в 18 лет поехал в монастырь под Калугой, был трудником, послушником, а в 25 лет принял постриг. И все до поры до времени было у него хорошо: молился, трудился, как и все. А потом что-то с ним стряслось. «Бес попутал», пояснил Костя. Он стал дерзить игумену, братии, пропускал службы. Однажды сбежал из обители и пошел к девице легкого поведения. Переночевал у нее, вернулся в монастырь. Там игумен его наказал, и вроде бы подействовало, Костя опомнился, и целый год все было хорошо. А потом все пошло по новой. После дикого скандала с игуменом он сказал, что не хочет больше быть монахом. Ему дали время, много времени, с ним беседовали старцы — но Костя их выгонял, оскорблял. За него молились — но это не шибко помогало. И тогда его расстригли. Он перестал быть монахом и не мог больше оставаться в обители. Ему дали денег на дорогу и молитвенник — и Костя ушел в мир. А в миру все завертелось. Ни дня без выпивки и женщин. Ни дня без слез, когда хмель сойдет, а совесть проснется. Костя начал ездить по разным монастырям, просился в послушники, его принимали — но спустя пару дней или приходилось его выгонять, или он сам уходил. Постепенно по обителям и вовсе пошла о нем недобрая слава. Расстрига — это как клеймо. Как с этим жить, он не знал. Вписаться в мирскую жизнь, стать обывателем у него тоже не получалось. Заработать денег он мог, мог обзавестись имуществом, жильем — но постепенно начал осознавать, что все это ему не слишком нужно. То время, которое он провел в монашестве, не прошло ведь для него бесследно. Он видел и чудеса, совершаемые по молитвам старцев — как исцелялись алкоголики, как у бездетных родителей рождались дети. Многое он видел. Глубоко веровал. И предал. Лехе в диковинку было все это слышать, особенно про чудеса. Вот бы встретиться с такими старцами, подумалось ему вдруг. Тогда, возможно, он и пить перестал бы, и работу себе нашел получше, и семьей обзавелся. И вспомнилось ему разное: покойный отец, смертным боем избивавший мать по пьяни, загулы старшей сестры, вечный поиск денег на выпивку. Стало ему горько — и тут он сам заплакал, как совсем недавно Сыч. А тот принялся утешать Леху, бубнил что-то. Они обнялись как собутыльники — и оба уснули. Утром в сторожке Сыча не оказалось — Женька сказал, что тот в город поехал, в храм. Леха кивнул и поехал на стройку. Но все уже было как-то не так. Обрывки ночных разговоров с Сычом не выходили из его головы, и это заметили в бригаде, принялись шутить: уж не заколдовал ли тебя Сыч? Прошло несколько дней. Леха, протрезвев, пытался заговорить с Костей, но тот на разговоры не велся, а вскоре и вовсе заявил, что бросает работу и уезжает далеко. И вот тут-то Леху что-то подтолкнуло: он попросился с Сычом за компанию, и тот, странное дело, не отказал. Они поехали на остров Валаам, о котором раньше Леха и понятия не имел. Устроились в монастырь трудниками. Поначалу было очень непривычно. С одной стороны, вкусная еда, пироги с грибами и ягодами. С другой — и это Леху сильно напрягало! — никакого вина. Однако понемногу он втянулся. Началась у него какая-то другая жизнь. Убирали картошку, помогали на кухне, работы было глаз не поднять. Зато чувства после этой работы были совсем другие, чем раньше, на шабашках, где заколачивал он немалые деньжищи. А тут бесплатно — но почему-то радостно. Недалеко лес, красота неописуемая. Монахи, молодые и старые, с добрыми лицами, всегда готовы помочь. Будто в семью попал! А вот с Костей-Сычом было неладно. Из храма тот всегда выходил в слезах, ничем не мог утешиться. Лехе так жалко его стало, что пошел к старому монаху, которого называли прозорливым. Рассказал ему все, что знал о Сыче, спросил — как же ему помочь? Может, обратно в монахи принять, чтоб не мучился? Старец улыбнулся в бороду, а потом серьезно сказал: «Не о Сыче ты сейчас должен думать, а о своих грехах. А Константина поблагодари за то, что открыл тебе себя самого. И молись за него. Может, Господь и смилуется, как над апостолом Петром. Богу все возможно». Леха понял одно: назад Сыча не примут, и начал возражать: как же так? Погибает же человек. И тогда старец произнес печально и твердо: «Он сам оставил Христа, сынок. Насильно ко Христу никого привести нельзя». Только тут до Лехи дошел весь ужас драмы Сыча. Тот потерял всё. Остался совершенно один. Тем более нельзя его бросать! А что можно сделать? Старец советовал молиться, но как? Леха ведь не монах, не умеет… …Пролетело два года. Вместе с Сычом Леха трудился в монастыре, научился молиться утром и вечером, ходил на церковные службы, исповедовался и причащался… и как-то вдруг понял, что хочет стать монахом и остаться здесь, на острове. О том, чтобы вернуться к прежней беспутной жизни, уже и помыслить не мог. Его благословили принять иноческий постриг, только не на Валааме, а в другом монастыре, в глубинке, куда Леха вскоре и уехал. Теперь он уже не Леха, а инок Леонид. Что же до Сыча, тот остался трудником на Валааме — хотя, быть может, там его сейчас уже и нет. Через несколько месяцев после отъезда инок Леонид получил от него открытку, где написано было только «Слава Богу, я жив». Что это значит? Быть может, он был прощен и трудится где-нибудь во славу Божию? Не зря же Господь свел его на жизненном пути с Лехой… Автор: Вера Евтухова

Как старец юношу вразумил

Как старец юношу вразумил

Однажды священнослужители привезли к старцу Гавриилу Ургебадзе мальчика, страдавшего алкоголизмом. Думали, что старец наставит его, прочтет стихи из Псалтыри, притчи из Евангелия, но не тут-то было! Старец принял всех в своей келье, выслушал, посмотрел на мальчика, улыбнулся и, достав из-под кровати большую канистру с красным вином, предложил выпить всем вместе. Предложил с такой убедительностью, что никто не смог отказаться. Он говорил тосты и благодарил Господа, Пресвятую Богородицу. Три стакана они выпили спокойно. А когда он налил в четвертый раз и произнес тост, то, взмахнув руками в сторону мальчика, толкнул его стакан, и вино из него выплеснулось. Так повторилось несколько раз. Всем стало стыдно, особенно священнослужителям, которые рассказали мальчику, что ведут его к великому богоносному старцу с даром молитвенной помощи и провидения. Но что им оставалось делать? Они молча сидели и мечтали поскорей выйти из кельи, но батюшка их не отпускал. Такое было благословение старца, которому все вынуждены были в тот момент послушаться. Скоро старец встал и начал такими словами ругать всех вокруг, что находившиеся в его келье священнослужители покраснели от стыда и потеряли дар речи. Обругав всех последними словами, он вдруг вскочил на табуретку и начал танцевать и говорить, что сейчас покажет всем «стриптиз». Этого все уже не выдержали и опрометью выбежали из его кельи в твердой уверенности, что монах Гавриил – простой сумасшедший! Прошло несколько месяцев. Старец скончался, а в монастырь пришел тот мальчик со всей своей семьей. Он… был полностью исцелен от греха пьянства. Как рассказали его родители и он сам, тогда в келье старец Гавриил повторял точь-в-точь поступки и слова этого мальчика, когда он находился в состоянии опьянения. «Мой сын ругал всех нас последними словами, – вспоминала его мать. – Бывало, в совершенно неадекватном состоянии от опьянения он запрыгивал на стол и начинал танцевать стриптиз, настолько он был одержимым и падшим!» Все прослезились, услышав эту историю. Тогда-то и стало ясно, почему старец вел себя подобным образом в тот вечер! Он со стороны показал мальчику всю мерзость греха, которым тот был одержим. Показал, не думая ни о своей собственной репутации, ни о том, что могут о нем сказать и подумать, – и исцелил! И подобных случаев в жизни старца Гавриила было немало. За каждым его поступком и словом (даже ругательным!) скрывались большой подвиг и великая любовь, которой он и сейчас осеняет всех в столь трудные времена!

Благославите на убийство

Благославите на убийство

Отец Афанасий не поверил своим ушам… Шла обычная исповедь. Одни старушки пытались доказать ему, что они совершенно безгрешны, а во всем виноваты зятья, мужья и родные сестры. Другие, напротив, уверяли, что грешнее их нет никого на белом свете. Одна принесла с собой, как обычно, свою греховную тетрадь, в которую ежедневно вписывала вереницы своих прегрешений, включая даже такие, как убийство мыши во сне с особой ненавистью. Мужчины вели себя, как всегда, сдержаннее, не рыдали, не били себя в грудь, не сваливали вину на жен и детей. И вдруг этот незнакомец… — Отец… Не знаю, как обращаться к тебе… — Отец Афанасий. — Отец Афанасий, благослови на убийство. Вот тут-то ушам и не поверилось. — Не расслышал. На что благословить? — На убийство. И при этом так спокойно, даже с достоинством. С вызовом? Священник пригляделся. Нет, без вызова. Перед произнесением просьбы благословить на убийство человек каялся, что имеет недостаток в любви ко всем людям, а иных даже вовсе ненавидит. Но ведь каялся… — На охоту собрались? — вдруг разволновавшись, попытался пошутить отец Афанасий. — На охоту. На человека охотиться хочу. Благослови. — Та-ак… Поподробнее нельзя ли? — Можно. Дело несложное. Жену мою соблазнил. Священник вгляделся в него. Лет под сорок человеку, вроде бы давно не юноша. Примерно того же возраста, что и сам отец Афанасий. — А жена где теперь? Надеюсь, не убитая? — Ее я выгнал. У матери своей спасается. — Убивать не собираешься? — Это как вопрос решится. — Стало быть, если войдешь во вкус, то и ее приговоришь… В законном браке пребываете? — Расписаны. — Расписаны — это гражданский брак. — Гражданский, отец Афанасий, это когда так, шаляй-валяй живут. — Ошибаешься. Когда шаляй-валяй, это просто сожительствуют. Строже говоря, во грехе живут. А когда только расписаны, а не венчаны, это гражданский брак. — Что-то я впервые про такое слышу. По-моему, ты ошибаешься. — Погоди. Ты расписывался с ней в загсе? — В загсе. — Как расшифровывается слово «загс»? — Это… — … запись актов гражданского состояния. Верно? — Нуда, верно. — Значит, ваш брак там определен как гражданское состояние. Это лишь гражданский брак. А законный — это когда в храме Божием. — Мне все равно, я, если бы и венчанные, прогнал бы ее. Отец Афанасий, даешь благословение на убийство? — Погоди… — Не надо меня уговаривать, я уже все решил. — Зачем же тебе благословение? На меня захотел вину свою?.. — Не знаю… Подумал, что… Понимаю, не дашь благословения? — А как ты думал! — Остальные-то грехи отпускаешь мне? — Остальные — да… Раскаиваешься, что задумывал убийство? — В этом нет. И не собираюсь. Обойдусь без благословения… И человек зашагал прочь от священника к выходу из церкви. Отец Афанасий растерялся. «Уйдет! И убьет! Говорил все так спокойно, без истерик, взвешенно. Непременно убьет». К нему уже подходил на исповедь знакомый прихожанин. — Игорь, верни этого! Скажи: отец Афанасий просит вернуться. Тот выполнил просьбу. — Вот ты говоришь: благословение тебе, — заговорил батюшка, приблизив лицо к лицу замыслившего убийство. — А я не могу тебе его дать без благословения владыки. — Как это? — Ну а как же! — отец Афанасий аж задыхался от своей внезапной придумки. — Надо мной начальство стоит. Епископ. Ты думаешь, я каждый день благословения на убийство раздаю направо-налево? — Думаю, не каждый. — Если мне владыка даст добро, я тебе дам благословение. Как тебя зовут? — Неважно… Евгений. — Но только владыка сейчас в отъезде по епархии. Можешь подождать неделю? Через неделю приходи, будет принято решение. — Не думал я, что и у вас тут волокита… А что мне целую неделю делать, если я ночами не сплю, места себе не нахожу? Волком выть? — Волком не надо. Человеком надо. Молитвы читай. Молитвослов есть? Если нету, купи. Или погоди, я тебе свой личный дам для надежности. * * * Всю неделю отец Афанасий сам чуть волком не выл, гадая, придет или не придет убийца. Пришел. Да к самому началу исповеди. Никогда еще отец Афанасий столь вдохновенно не начинал общую исповедь, а когда к нему стали подходить под епитрахиль, все волновался, как сложится разговор сегодня. Вдруг скажет: «Капут, убил уже, не дождался решения твоего владыки»? — Жив еще твой обидчик? — Жив, гадюка. Ну что епископ сказал? — А ты молитвы читал? — Читал. Вот он, молитвослов твой, при мне. — Ну и как? — А то я раньше их не читывал… Хотя с твоего молитвослова как-то мне легче читалось. Поначалу помехи были, а потом ничего. — Вот что я хочу тебе сказать, раб Божий Евгений. Когда император Александр Павлович вступал с войсками во Францию, он сказал: «Я придумал для Наполеона и всех французов самое страшное наказание». Знаешь, какое? — Какое? — Милость. «Они, — говорит, — ждут от нас тех же зверств, какими в наших отеческих пределах обозначились. А мы этих европейских варваров лучше всего накажем тем, что ни грабить не будем, ни убивать, ни насиловать…» — Так что сказал епископ? — Не благословил. — Это и к гадалке можно было не ходить. Зря я только поддался на провокацию. — Не благословил, но и не сказал окончательное «нет». Велел спросить, чем ты его убивать собрался. — Топором, — по-прежнему спокойно ответил потенциальный убийца. — Это никак нельзя. Получается, как Раскольников у Достоевского. Нужен оригинальный метод совершения мести. Владыка, скажу по секрету, очень любит детективы. Ему интересно что-то новенькое. Если сможешь изобрести, даст благословение. Только смотри, держи язык за зубами. — Да ладно тебе дурить меня, отец Афанасий! Что я, ребенок? — Короче, придумай самый оригинальный способ убийства и приходи через… — Еще неделю? — Как только придумаешь, так и приходи. Только меня три дня не будет. В четверг приходи, вечером. И молитвослов мой читай побольше. Он тебе будет помогать. В четверг не состоявшийся пока убийца не пришел. Отец Афанасий огорчился, но подумал: видать, не изобретен еще самый оригинальный способ убийства. Но когда Евгений не объявился в течение двух недель после второго разговора, батюшка сильно опечалился. К печали примешивались угрызения совести: вон сколько чепухи нагородил! Не приведи Бог, если кто узнает про его фантазии, что владыка детективы читает и может дать благословение убийце, если тот придумает новый оригинальный способ убийства. При мыслях об этом отца Афанасия окатывало словно бы чьим-то горячим дыханием, становилось жарко и тошно. К концу сентября исполнился месяц с того дня, как Евгений впервые пришел за благословением. Теперь отец Афанасий уже нисколько не сомневался в том, что раб Божий Евгений свой страшный замысел исполнил. Однажды, проснувшись, он даже отчетливо увидел, как тот душит своего обидчика стальной гитарной струной. «Уж не открылся ли у меня дар ясновидения?» — подумалось священнику. Весь август и сентябрь шли дожди, а в последние сентябрьские денечки засияло солнце, и как раз в один из таких Евгений вновь явился в храм. Отец Афанасий сразу подметил, что на сей раз он не так зловеще спокоен, а, напротив, взволнован и даже как-то застенчив. — Здравствуйте, отец Афанасий, — сказал он и подошел под благословение. Батюшка осенил его крестным знамением и спросил в самое ухо: — Надеюсь, не убийцу благословляю? — Вот жена моя, Надя, — вместо ответа позвал Евгений миловидную женщину. — Подойди, не стесняйся. Отец Афанасий благословил и ее. — Помирились, стало быть, — обрадовался он, как давно уже не радовался. — Надя… А сегодня как раз Вера, Надежда, Любовь и мать их Софья. Евгений попросил его отойти в сторонку и быстро заговорил: — Образумилось все, самым чудесным образом разрешилось. Я получил четкие доказательства, что никакой измены не было, Надя не виновна, и тот гад только пялился на нее, а ничего такого себе не позволил, оказывается. И что удивительно: я уж было окончательно решил его прикончить, назначил день, а накануне вдруг решил помолиться о его счастье. — О счастье?! — Представь себе. Подумал: пускай у него последний в жизни вечерок будет счастливым. И через твой молитвослов попросил у Бога, чтоб Он дал ему, гадюке, счастья напоследок. Я даже тогда сначала посмеялся, а потом почему-то слезу пустил, разнюнился, жалко стало этого поросенка. И в тот же вечер я получил неопровержимые доказательства его и Надиной невиновности! Как, что — долго рассказывать, утомлю. Но полные доказательства, это уж ты мне поверь. — Да верю, верю! И очень рад, — так весь и светился отец Афанасий. — Слава Богу, нет у меня дара ясновидения! — А ведь ты не зря про царя рассказал, как тот изобрел лучший способ наказать французов, — смеялся Евгений, по-прежнему как-то и почему-то смущаясь. — С виду ты довольно простой, а на поверку ух мудрый! Я даже стыжусь теперь тебя на «ты» называть. — Это ничего, нормально, на «ты» даже лучше, естественнее и душевнее. Раньше все друг друга на «ты» называли, это уже потом у европейцев научились выкать. Говори мне «ты», не стесняйся. — Да, молитвослов твой, вот он. — Оставь его себе, может, еще пригодится. Или другому кому передашь, когда прижмет человека. Александр Сегень

Откровение бывшего экстрасенса

Откровение бывшего экстрасенса

С чего началось? Болела долгое время жена. Галина безрезультатно ходила по многим врачам, бабулькам. Поиск здоровья и привел ее к экстрасенсам. Подруга зазвала на курсы биоэнергетики, по методу Джуны. И Галину, и подругу эти курсы увлекли. Однажды привез их на занятия и — дай, думаю, зайду, просто посмотрю, что там? Услышанное захватило и меня, необыкновенно интересным показалось. Ведь мы жили, как все люди живут. Праздники­гулянки, встречи­знакомства: сегодня у нас гости, назавтра мы в гостях, разговоры, суды-­пересуды... Радовались, на детей глядя, что растут у нас двое таких сыновей, радовались, что свой дом есть, дела какие­то... А здесь — новое, неизведанное. Преподаватель курсов выявил, у кого из нас есть способности, нашел их, в частности, у меня. Закончили мы эти курсы, стали практиковать. Дома начали помаленьку убирать порчи, так называемые пробои, сглаз и т.п. И знаете, чем больше ими занимались, тем больше они прилипали к нам. Интерес затягивал дальше. И мы попали еще на одни курсы — парапсихологов. Другое направление, более сложное. Интересно было очень! Нельзя умалять того, что может тьма эта. Человека она тем и завлекает. Бога я знал тогда, чувствовал Его. Мы даже читали Библию, бывали в православном храме, свечки ставили, приносили домой, лечили при помощи этих свечек, сжигали разные там невзгоды. Что­то смущало меня, я чувствовал препятствие, мешавшее мне «лечить», теперь лишь понял: калечить людей, их души. Входил в медитацию, производил выход из тела и мог блуждать по мирам духовным. Мне нравилось заниматься медитацией, испытывать сверхъестественные ощущения, хотя иногда становилось очень страшно. Как раз в то время у нас в доме умирала третья собака. Приехали с дачи, и собака, которую оставляли дома, вылетела с воем из квартиры, потому что сила какая­то давила ее. Она пугала, эта сила, страх прописался у нас, жил внутри. Ощущение такое, будто кто­то за спиной стоит. И эта сила по моему зову приходила в любой момент и откликалась на мой голос, водила моей рукой, и рука писала сама — изречения, мысли разные, рука брала карандаш и писала сама. И хотелось знаний, больше, больше... Книжные полки ломились от оккультной литературы, а мне все казалось мало. На работе у меня, во Дворце спорта, открыли лабораторию парапсихологическую. К нам обращались со всего края. «Лечились» сами, приводили детей, своих родственников, знакомых. Я во время разговора по телефону мог видеть на расстоянии внутренние органы человека, что именно болит. Как на рентгене, видел воспаленную печень, опущенные или сморщенные почки, спазмы сосудов... Рука писала ответ на любые вопросы об этом человеке. И я стал замечать: лечишь взрослых — их ребенок начинает болеть, жену — муж заболевает, убирается болячка с бабушки — возвращается к сыну или внуку. С большей силой. Заболевание, как наследственное, не уходило из семьи. Позже оказался я в Санкт­Петербургской, тогда Ленинградской, школе эволюционного сознания. Духовная школа — это лишь название, называются духовными, проповедуют Христа, и человек легче попадается на эту удочку, хотя уровень преподавания может быть очень высоким. Создатель сей школы, известный в прошлом экстрасенс, любил говорить: «Я ее, экстрасенсорику, в Союзе породил, я ее и убью». И убивал, одновременно возрождая и совершенствуя ее на ином уровне. Занимались медитацией, и в тело вселялась неведомая и могущественная сила, полностью подчиняющая себе. Рука пишет: «Сходи в церковь. Покайся. Поставь свечки, помолись, после придешь ко мне». И человек идет в церковь. С верой, что экстрасенс служит Богу. И потом этот человек с очищенным сердцем, с чистой совестью возвращается к экстрасенсу, который служит... кому? И что происходит? В чистое сердце вновь заселяются бесы, более злейшие, и душа погублена. Так действует сатана. Мы убирали «раздражение» в квартирах. Но сердца живущих там оставались принадлежать тому же духу раздражения. Выгоняли, вычищали зло, но оно рано или поздно опять возвращалось туда же. Потому что экстрасенс может удалить зло лишь на краткое время. Допустим, дух пьянства владеет человеком. Нарколог, зачастую экстрасенс, говорит: «Закодируем, и не будешь болеть». Хозяин у нарколога и духа пьян­ства один — князь тьмы, и он говорит духу: «Отойди до поры от человека этого, через иного духа он принадлежит мне». И закодированный не пьет. Но стоит ему сорваться, в семь раз злейший бес приходит и семь злейших бесов с собой приводит. И дух пьянства, и тот, что «выгоняет» кодированием, — это все одного поля ягода. Как­то в третьем часу ночи я разбудил жену: «Галя, вставай!» Страх сковал сердце. Мы встали на колени, молились, и я сказал: «Смотри, чем занимается лаборатория. Энергетический вампиризм — реальность!» Да, он не только существует, он стал необходимой составной частью биоэнергетики и экстрасенсорики, что практиковал и наш преподаватель. В первую очередь забиралась сексуальная энергетика. Женщин он наставлял на путь извращения: я тебя исцелю, но ты должна так делать. И она делала, иначе ей становилось плохо. Сам он был только проводником. Его жена рассказала, как эта сила подымала его и била об стенку, как после работы он часами сидел неподвижно, схватившись за голову. И не вынес всего — бросился под поезд. В ту ночь я многое понял и взмолился: Господи, что же такое со мной творится? — И мне был показан огонь. Я отогнал от себя видение. И опять: Господи, что? — и увидел пожарище... — Господи, Ты сохрани нас в этой ночи! Уснули мы только под утро. Я проснулся, слышу, Галя говорит: что за треск на улице? Я спросонья: кто­то дрова рубит. — В половине шестого? Я — к окошку, и увидел, в стороне, рядом, горели два дома. Один уже догорал, другой полыхал буквально в десяти метрах от нашего, и ветер дул на нас. На небе — ни облачка. Я кричу, хватаем хоть какую­то одежду, выскакиваем, дети мои прямо в нижнем белье, а март был — в Сибири почти зимний месяц. Старший со мной начал пожар тушить, жена вытаскивает вещи... В доме у нас вода, шланг маленький, но стали поливать стены... искры сыпались на нас. Соседка наша, Люда, верующая, за нас молилась. Пожарка приехала, вода кончилась. А пожар разгорался вовсю. Тогда Люда упала на колени и воззвала к Богу громким воплем. Та молитва спасла нас, спасла мою семью и мой дом, потому что произошло чудо: ветер внезапно подул в другую сторону, снег повалил огромными хлопьями... Представляете, не здесь ли рука Божья? В тот день мы не пошли на занятия. Галя плакала и кричала: «Все, я теперь пойду за Богом, потому что чувствую, здесь помог Бог!» А соседка нам говорила: придите в церковь, за вас помолимся. И я пошел послушать. И когда увидел там раскрепощенных людей, их любовь друг к другу, увидел общение между ними. Меня поразило — никто не испытывал страха, а на курсах и в духовной школе страх сопровождал нас постоянно. Когда в церкви пригласили на исповедь (а пришли и те, кто занимался со мной в лаборатории), желание было — только бы не заплакать! Потому что сердце было растоплено, очистилось от зла, скверны, и теперь принадлежало только Богу. Я все­таки заплакал тогда, и окончательно сломалась моя старая натура. И все пошло по­другому. Мы сожгли все свои дипломы экстрасенсов, стали ходить в храм. Перестала болеть жена. Но не только жену — и меня Господь исцелил. Семнадцать лет у меня было кожное заболевание, лечили, и ничто не помогало. Помолился: Господи, исцели. У меня взяли все анализы и сказали: ничего нет. Бог если исцеляет, то исцеляет навсегда. Благодарен Богу, что Он спас нас всех разом. Я был во зле и сыновья были там, младший особенно сильно интересовался: взрослые удивлялись его познаниям, он мог прочитать лекцию об этом. Первое время мне хотелось всем людям кричать: слава Богу! — всем экстрасенсам говорить и говорить о Господе. Но в слове я был слаб, чувствовал, что победа в этот момент может оказаться не за мной. «Не Твоим ли именем мы исцеляли...» Но экстрасенсам Господь говорит: «Отойдите от Меня, делающие беззаконие». Когда лечат свечками, упоминают имя Божье, молятся над людьми, в действительности, отвергают Бога, заповеди Его. И мне хочется им сказать: опомнитесь и почитайте слово Божие, почему Бог судит чародеев наравне с человекоубийцами. Не потому ли, что губят душу человека, продают ее сатане. Посмотрите не разумом, а сердцем своим. Обратитесь, прежде всего, к Богу. Я молю Господа, чтобы Он вырвал вас из лап смерти. Бог говорит: молись. Бог по молитве спасает многих. И за всех я молюсь. Принял крещение. Я благодарю Бога — Он спас меня, спас мою семью. Сердце мое свободно. Я знаю, Бог живет в моем доме. Чего мне бояться? Он всегда со мной. Чувствую Его руку на себе, на детях. Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу. И говорю вам, люди: духовный мир реально существует, он — не выдумка, не ложь и не сказка. И я в здравом уме, смело так говорю о нем, потому что Бог защищает меня сейчас. Важно раз и навсегда сделать выбор — зло и смерть или добро и жизнь. Избери жизнь. Автор: Сергей Бобровский, бывший красноярский экстрасенс и парапсихолог

Нищий ли у храма?

Нищий ли у храма?

К маленькой провинциальной церквушке подъехал новенький джип. Из него вылез молодой человек в дорогом костюме. Вежливо поздоровавшись с людьми и щедро подав нуждающимся, вошёл в церковь. У иконы Казанской Божьей Матери он упал на колени и очень долго молился. В церковь входили и выходили люди, а он никого не замечал. Закончив молиться, молодой человек немного поговорил с настоятелем, подал ему конверт, взял благословение и уехал. Молоденькая свечница поинтересовалась у батюшки, кто этот человек. Священник рассказал, что много лет назад появился у храма нищий. Где он обитал, никто не знал. Паренёк просил Христа ради на хлеб. Из той милостыни, что ему удавалось получить, он брал ровно столько, сколько стоила булка хлеба, остальное приносил и ссыпал в ящик для пожертвований на храм. Ближе к осени батюшка предложил ему комнатку в сторожке и трапезу за помощь по уборке территории. На вопрос, кто он и откуда, услышал грустный рассказ. Очнулся в незнакомом месте, всё тело болит. У постели сидела старушка и тихо молилась. Тут же всплеснула руками: «Ну, Слава Богу, ожил!» Она рассказала, что нашла его на поселковой дороге, сначала подумала, что умер. С соседом-пенсионером кое-как притащили домой, перевязали раны, вызвали фельдшера. Бабушка усердно молилась, и произошли чудеса от иконы Божьей Матери «Казанская». Парень очнулся, но ничего не помнил. Когда достаточно окреп, попрощался с бабушкой и ушёл. Стал просить милостыню у церкви, в надежде, что его кто-нибудь узнает. Священник посоветовал молиться Казанской иконе, просить Заступницу о помощи. Молодой человек почти целый день проводил в церкви, стоя на коленях пред иконой. Прошло совсем немного времени, Богородица восстановила память. Парень попросил денег на билет до соседнего города, поблагодарил батюшку и уехал. Теперь он приезжает раз в месяц, привозит щедрое пожертвование на храм. Он оказался сыном очень богатого человека, его все искали, но никто не мог подумать, что злодеи увезут далеко от города. На радостях отец передал ему все дела, но он не забыл тех, кто ему помог. Богородица спасла от смерти, помогла вернуться в привычный мир. Завершая свой рассказ, батюшка задумчиво сказал: «Наверное, если бы камни начали падать с неба или разверзлась земля, и то он не почувствовал бы этого. Такой глубокой и усердной молитвы я никогда не встречал. Так молятся только отшельники в скитах. Такую молитву не мог не услышать Господь». Неиссякаемы чудеса от иконы Божьей Матери «Казанская», и свидетельств тому очень много. Богородица защищает и помогает всем, кто к Ней обращается с молитвенной просьбой. Невозможно в формате одного короткого текста рассказать обо всём, но уже одно то, сколько храмов и часовен освящено в честь иконы Казанской Божьей Матери, говорит о людской любви и почитании этого Чудотворного образа.

💝 Помогите шестерёнкам проекта крутиться!

Ваша финансовая поддержка — масло для технической части (серверы, хостинг, домены).
Без смазки даже самый лучший механизм заклинит 🔧

Чудо в одной семье

Чудо в одной семье

– Тетя Лена, – окликнул меня нежный голосок. Я обернулась. Меня догоняла какая-то девушка. – Вы что, меня не узнаете? Я присмотрелась. – Дашка? Да. Это была Дашка. Ну надо же! Сколько ей сейчас? Пятнадцать, наверное... Я, и правда, с трудом узнавала в этой рыжеволосой длинноногой красавице ту нелепую, угловатую девчонку, которой она была еще года два назад. Когда я в последний раз ее видела. Помню, она жаловалась, что в классе ее дразнили «Жабынёй». – Вы давно приехали, теть Лен? – Позавчера... Всё это происходило в маленьком украинском городке, где живет моя свекровь и куда я приезжаю каждое лето... – А к нам зайдете с девчонками? Родители будут очень рады. – Конечно, зайду. Папе с мамой привет передавай... Девушка радостно махнула мне рукой и побежала дальше... А я смотрела ей вслед, такой счастливой, солнечной и прекрасной, и вспоминала ту давнюю историю... * * * Дашка... Ее родители, Вика с Димой, поженились еще в институте. Жили хорошо, дружно. Хотели детей. Но Господь не давал. Точнее, они Его и не просили. В Бога они тогда оба не верили. Они обошли всех возможных врачей: везде им сказали, что со здоровьем у них всё хорошо и в чем проблема – неизвестно. С Богом Вика всё же позже попыталась «наладить отношения». По совету знакомой баптистки начала ходить в местный молельный дом. И мужа агитировала, но он лишь посмеивался. Так они и жили... Шли годы. Им было уже за тридцать. Однажды, поехав по своим рабочим делам в Киев, Дмитрий зашел в Киево-Печерскую лавру. Даже не из любопытства (ничего интересного он там для себя не видел) – за компанию с коллегой. – Ты помолись, попроси старцев о детях, – настаивал тот. Дима лишь недоверчиво махал рукой. – Врачи ничего не смогли – ты думаешь, эти «кости» помогут? Но молебен заказал и свечку поставил – так, для приличия. И вдруг через месяц – беременность. Вика была уверена, что все это благодаря ее посещениям молельного дома. О печерских старцах она и слышать не хотела. А муж особо и не спорил. Он лишь удивлялся такому «совпадению». Родилась Дашка. Прекрасная, здоровая девочка. Дочку родители не крестили: Вика – потому что баптисты крестят во взрослом возрасте, а Дима – потому что считал это «поповскими выдумками». Он и сам был некрещеным. Но любили ее без памяти, пылинки сдували. С рук не спускали, как будто боялись потерять. И даже часто спорили, кто будет укачивать это их ненаглядное счастье. * * * А потом случилась беда. Было Дашке три года. Они с отцом подъехали на машине к магазину. Девочка неожиданно открыла дверь, выскочила на дорогу, и ее на полном ходу сбил проезжавший автомобиль. – Я ничего не помню – шок у меня был, – рассказывал Дима. – Люди потом говорили, что я держал ее на руках, всю окровавленную, умирающую, и выл как волк. А когда подъехала скорая, кинул ее врачу на руки, упал перед ним на колени и всё выл... Девочка была без сознания, но еще жива. Ее подключили к каким-то аппаратам, обвешали трубками и капельницами. Но врачи не давали Даше никаких шансов. Сказали честно, что это лишь искусственно оттянет неизбежный конец. Слишком серьезными были травмы. Диме разрешили находиться в реанимации, и он не отходил от кровати умирающей дочки. Не спал, не ел. Только плакал, прижавшись лицом к ее безжизненной ручке. Вика же в это время сама лежала в больнице. Сердце не выдержало. Там, в больнице, Дима встретил отца Анатолия, местного священника, который пришел кого-то причащать. – Я схватил его за руку и прямо закричал: «Ну где этот ваш Бог? Почему всякая сволочь живет, а моя дочь умирает?!?!» – рассказывал Дима. – А он так терпеливо начал меня расспрашивать, что случилось. Утешить как-то пытался... vk.com/pravoslavn_ist Узнав, что девочка некрещеная, отец Анатолий предложил крестить ее прямо там, в реанимации. – Я, хотя в Бога и не верил, – признавался Дмитрий, – но схватился за это как за последний шанс. Батюшка что-то говорил, я ничего не понимал. Но когда он водой на Дашку брызнул, смотрю – палец у нее шевельнулся. Подумал, показалось. А только отец Анатолий закончил, она глаза открыла, посмотрела на меня и прошептала: «Папа...» До сих пор мурашки по коже... Тут врачи сбежались, нас с отцом Анатолием вытолкали. А потом самый главный позвал меня и говорит: «Чудо! Мы были уверены, что она и в себя-то не придет». * * * Где-то через неделю отец Анатолий крестил у себя в храме Дмитрия с Викторией. Точнее, с женой делали что-то другое, она же была баптисткой. Узнав, что дочь пришла в себя, она сразу встала на ноги и «сбежала» из больницы. Я как раз зашла заказать записки, и батюшка меня с ними познакомил. Помню, Дима, двухметровый бугай, радовался как ребенок и всё повторял: «А Бог же есть, есть! Во я дурак! Какой дурак!» А Вика, бывшая баптистка, не признававшая икон, стояла на коленях перед образом Спасителя и что-то Ему шептала. Долго, то плача, то улыбаясь. А что – я не слышала... Но Даша еще была в реанимации. Поэтому отец Анатолий вместе с родителями и всеми прихожанами каждый день молился о выздоровлении девочки. Через месяц ее выписали. В инвалидной коляске. И врачи сказали, что и так уже случилось чудо. А будет ли она ходить – неизвестно. Тогда Дима с Викой взяли благословение у отца Анатолия и поехали в Киев. К тем самым преподобным печерским, которых Дмитрий назвал когда-то «костями». Неделю пробыли в столице, ходили на службы, молились... Исповедовались и причастились всей семьей. Потом вернулись в свой городок – и через месяц Дашка встала. Помню, Дима примчался на подворье с девочкой на руках. Вот-вот должна была начаться всенощная. И кричал, растирая по лицу счастливые слезы: «Люди! Отец Анатолий! Дашка пошла! Господи, спасибо тебе! Дочь, покажи!» И девочка, покачиваясь, неуверенно сделала несколько маленьких шажочков... И мы все тогда чуть не плакали... Да, с Дашей много занимались, но Дима с Викой уверены, что без помощи Божией и преподобных киево-печерских старцев этого бы не случилось... ... И вот Дашка выросла. Стала красавицей, умницей. В тот день она легко бежала куда-то, улыбалась ветру, жизни, мне... Ее золотые волосы искрились на солнце. А я смотрела на нее и думала о том чуде, которому я когда-то была свидетелем. И о том, как же милостив и всемогущ Господь! Автор истории: Елена Кучеренко.

Почему люди долго живут

Почему люди долго живут

Однажды в Оптиной пустыни уже почивший престарелый игумен (много лет назад; ему было около восьмидесяти лет, он участник Великой Отечественной войны, был артиллеристом, остался жив, пройдя все четыре года войны) в каком-то совершенно бытовом разговоре вдруг мне задает вопрос: «Мелхиседек, а ты знаешь, почему люди долго живут?» Ситуация была бытовой и не располагала к переключению ума на такие философские рассуждения, и я пошутил, говорю: «Знаю, почему долго живут. Потому что у них сбалансированное питание и они соблюдают режим труда и отдыха». А он этой шутки о сбалансированном питании и соблюдении режима труда и отдыха даже не понял, потому что прошел войну. Какое сбалансированное питание? Дай Бог, там банка тушенки в день была, и то мы об этом не знаем, была или нет. Какой режим труда и отдыха? В монастыре без конца какие-то труды, проблемы, молитвенные подвиги. Говорит: «Нет, люди живут долго не из-за этого». И тогда я уже серьезно у него спрашиваю: «А почему, батюшка?» – «Они живут долго потому, что кому-то нужны». Вот когда человек нужен кому-то, он будет долго жить. Я потом практически сам, по своей жизни, в этом убедился. До армии я работал в Институте Склифосовского, в отделении нейрохирургии, и видел бесчисленные инсульты, трепанации черепа для спасения человека, видел уход за теми или иными людьми. И я на этой годичной практике сделал потрясающее наблюдение. Когда человек сам хотел жить и его родные и близкие хотели, чтобы он жил, он выкарабкивался. А если при всем этом была какая-то икона на тумбочке, крестик на груди (а это советское время) – это вообще была почти стопроцентная гарантия. А почему был уход со стороны родных и близких? Потому что замечательный человек. Мама, папа, бабушка, дедушка, муж... Так вот, чтобы долго жить, надо быть кому-то нужным. Надо уметь радовать. Поэтому наш замечательный святой отец Алексей Мечёв, который служил на Маросейке, говорил: «Будьте друг для друга солнышками». Если ты послал от себя какое-то маленькое участие, к тебе все равно это вернется. Апостол Павел говорил: «Сеющий доброе пожнет доброе, а сеющий злое пожнет злое; сеющий щедро пожнет щедро, а сеющий скупо пожнет скупо». Поэтому будем друг для друга солнышками и будем стараться это доброе настроение сохранить. Архимандрит Мелхиседек (Артюхин)

Дайте мне самого больного ребёнка

Дайте мне самого больного ребёнка

Людям, которые страдают от депрессий, страхов, неврозов, я всегда рассказываю историю Галины. Этот живой опыт можно брать и использовать в жизни. Это настоящий пошаговый план выхода из депрессии, так можно сказать. А узнала я её от Ольги и Алексея Ивановых. Вот, что они рассказали. – Когда мы усыновили ребенка с водянкой головного мозга, все крутили пальцами у виска. Но мы были спокойны, потому что для нас в этом и было настоящее Православие: действовать не по правде человеческой, а по правде Божьей. Помните, в Евангелии от Матфея в 18-й главе: «И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает». Кирюшку мы увидели в какой-то социальной группе по детям-сиротам. Ножки у него не ходили, но на видео от его лица шло такое сияние радости жизни, в речи его сквозил такой ясный ум и доброта, что наше сердце просто замерло. Мы прошли школу приемных родителей, собрали нужные документы и забрали Кирюшку домой. А так как у нашего сына стоял шунт, который не давал лишней жидкости скапливаться в голове, то раз в год мы ездили на осмотр в Москву к нейрохирургу Дмитрию Юрьевичу Зиненко. Этот такой удивительный верующий врач, который оперирует детей-сирот: уменьшает им головы, ставит шунты, направляет на грамотную реабилитацию – и дети расцветают, начинают говорить и ходить. А значит, у ребенка появляется шанс попасть в семью. Так вот, сидим мы, ожидаем приёма. Кирюшка смеется на руках, радостно болтает, хлопает в ладоши. И тут по коридору проходит медсестра. И удивленно так: – Ой, а это же наш Кирюша! Он у нас так долго в реанимации лежал, только няня Галина Валентиновна его и спасла своей любовью. Мы внимательно расспросили медсестру о спасительнице нашего сына. Оказалось, что Галина Валентиновна – это няня из детского дома Кирюши. – Часто детские дома не предоставляют ухаживающих, и сироты лежат в больнице одни, – рассказывала нам медсестра, – тут некого винить. Детей в детдоме полно, на всю группу три-четыре нянечки, зарплата копеечная. Кому охота неделями лежать с сиротой в больнице. Лежат эти малютки одни, молчат. Плохо им, больно – они все молчат. Жалко их. А вот Галину Валентиновну мы хорошо все знаем – примелькалась в отделении: она всегда ложится даже с самыми тяжелыми детьми. Вашего вот Кирюшку все на подушку свою клала, гладила и приговаривала: «Ты только выздоравливай, касатик, а уж мама тебя обязательно найдет!». Все процедуры, все уколы и горькие лекарства – все она с ним, с лаской, с теплотой такой, и вот малыш-то ваш и выкарабкался. Вон как расцвел! Естественно, после такого рассказа нам захотелось найти эту нянечку. Мы навели справки в Доме ребенка, нам дали её телефон и вот мы уже у неё в гостях в крохотной квартирке-«хрущевке». Галина Валентиновна оказалась пожилой энергичной женщиной, с плавной речью и живыми глазами. Во всех её высказываниях не было какой-то глубокой психологии или богословия – только мудрость Большого сердца. – Вы первые, кто меня нашел. 25 лет работаю в Доме ребенка, а впервые могу встретиться с тем, кого выкармливала из бутылочки. Да, повезло Кирюше с вами, повезло. Галина Валентиновна неторопливо наливает чай и рассказывает: – В Дом ребенка я устроилась только потому, что он – рядом с домом. А началось все с того, что я родила ребенка-инвалида. «Дурачка», как называли его бабки у подъезда. Кособокенький, маленький, глупенький, он из тех детей, которыми никогда не будешь гордиться. Умственно отсталый. Все советовали его «сдать». Родить еще, здорового. Я и сходила в Дом ребенка посмотреть, как там и что. Тогда это еще можно было, пускали всех. И поняла, что я не хочу, чтобы мой ребенок, моя плоть и кровь, лежал и смотрел в потолок. Один. Естественно, я, как и многие мамашки детей-инвалидов «истерила», обвиняла Бога, обвиняла мужа в бесчувственности. Мне казалось, что я одна на земле такая несчастная. Муж тоже страдал – но по-своему. По-мужски, молчаливо. Этого я тогда не понимала: что у каждого своя форма переживаний. И родила я потом здоровую дочь, но и это не сделало меня счастливой. Мужа я довела своими упреками, и он ушел. Мужчинам же что главное – чтобы дом был кусочком рая последи ада. Местом, где ему не нужно было бы воевать. И вот нужно было куда-то выходит на работу после второго декрета – и я вышла в Дом малютки. Зарплаты там у нянечек копеечные, свободные места всегда были. В 90-е бандиты построили огромный храм около моего дома, и я все ходила туда с вопросом к батюшке: «Почему Бог так со мной? За что?». Батюшка досадливо покашливал, ничего вразумительного не отвечая. Тогда кто в попы-то шел, не больно образованные люди. Но от встречи с батюшкой мне было как-то спокойнее, в храме пахло чудом и каждый вторник я ходила туда на кружок – читать Библию, чтобы в конце прочтения каждой главы сказать, что в Бога я не верю. Говорила эту фразу и уходила. Мне так хотелось этим православным испортить их благой идеал Бога, что я не пропускала ни одного занятия по Библии. И люди стали как-то уже даже меня ждать с моей фразой, при встрече здороваться и обниматься, у меня там завязались приятельские отношения, но Бог все также был далеко-далеко. А на работе меня ждали молчаливые дети. Это дома ребенок вертится, смеется, агукает, икает, опять смеется. Плачет, когда ему скучно или больно. А в Доме ребенка они молчали. Привыкли, что на их плач никто не реагирует. И это было так. Но не потому, что мы, нянечки, какие-то бездушные люди. Нет. Просто физически не реально успокоить и утешить двадцать младенцев двум людям. Поэтому и приходилось детей подстраивать под эту молчаливую систему. Когда кричи – не кричи, не придут все равно. Кормление и смена подгузников – строго по расписанию. А дома меня ждал мой умственно отсталый ребенок, мой «дурачок», который кое-как выучился говорить, стучать по кастрюлям, перебирать мои бусы и каждый раз кособоко ковылял мне навстречу, сияя улыбкой. Я снимала обувь, сажала его на колени, прижималась губами к его макушке, которая так вкусно пахла, и замирала от счастья… Он тоже сидел неподвижно, сидел долго, не умом, а сердцем понимая, что вот прямо сейчас мама рядом с ним заряжается силой и радостью, а он сам – согревается в её любящих объятьях. А на работе все те же молчаливые дети, которые спустя полгода как-то заставили биться моё замороженное сердце. На занятия по Библии я теперь ходила с другой фразой: «Дети-сироты – это ваш персональный позор, православные». Мне пытались собирать памперсы, игрушки, одежду. Но наш Дом ребенка был городской, его прекрасно финансировали, была своя система спонсоров. Детям нужны были родители. Дети умирали без родителей. В нашем Доме ребенка умирали от тоски абсолютно здоровые младенцы. Они словно знали, что никому не нужны и жить им незачем. Мне ребенка не давали – в мою-то однушку, да с нищенской зарплатой. И тогда я поразмышляла: что еще я могу сделать для этих брошенных детей? А ничего. Просто выполнять свою работу честно. И если руководство посылало ребенка на лечение или обследование – я всегда ехала. Потому что пролеченного и обследованного ребенка быстрее заберут с семью. Тут Галина Валентиновна прервалась и ласково погладила нашего сына по голове. - А Кирюшка ваш, да. Он мой внучок. Я так его и называла. Я знала, что даже с неходячими ножками его заберут. Потому что он – свет. Как и мой больной ребенок всю жизнь для меня был и остается светом. Мне потом батюшка сказал, что святой Иоанн Крондштадский советовал: «Когда тебе плохо – иди к тому, кому еще хуже». Вот и весь совет. Для всех несчастных людей. Замерзает душа наполовину от боли – иди к тому, который почти до пяток промерз. Начнешь для другого чего-то делать – и в действии-то и согреешься! И никогда не нужно на себя брать роль Бога. Никогда – решать кто и чего достоин. Пришла к нам как-то в детский дом маленькая лохматая женщина и говорит: «Дайте мне самого больного ребенка. Потому что здорового я не заслуживаю». Директор посмотрела на нее и говорит – да разве такая странная сможет вырастить ребенка? И отказала ей. А та в прокуратуру письмо написала. Оказалось, что эта худенькая 45-летняя женщина – талантливая педагог, которая всю жизнь работала с даунами, успешно с ними занималась, обучала речи, различным навыкам, устраивала на работу. А мы-то по внешности судили. Она потом несколько больных детей усыновила и выходила их, вырастила таких красавцев-парней. Мне внучки показывали в интернете. Так что всегда, когда приходит пара на знакомство с ребенком, то выходит наш врач Дома ребенка, озвучивает все диагнозы ребенка и самый плохой прогноз по здоровью. Потому что люди должны быть предупреждены, чтобы не возвращали потом детей. И потом врач уходит и оставляет женщину подумать немного. Тогда я остаюсь рядом с женщиной, которая задумчиво смотрит на сироту и говорю: «Ты сердце слушай. Оно никогда не обманет. Легко не будет – это точно, но в жизни появляется полнота, когда идешь по дороге жертвенной любви». Потом Ольга с Алексеем в благодарность поставили пластиковые окна в «хрущевке» Галины Валентиновны. Они смотрели, как сияют новенькие окна, а женщина в окнах неторопливо собирается на свой «кружок Библии», который никогда не пропускает. Они смотрели, вдвоём обнимая своего спящего сына, понимая, что никто и никогда не сможет сполна воздать за всю доброту и мудрость этой женщины. Только Господь. Согласно закону о тайне усыновлении имена героев этой реальной истории изменены. Мы сохранили только имя няни из детского дома – Галины, чтобы на Литургии вы помолились о ней, а также помянули в молитве тысячи сирот, лишенных спасительного тепла и любви родителей. Да покроет их Богородица Пресвятым омофором и поможет обрести семью! Елена Янковская

Показано 55-63 из 72 рассказов (страница 7 из 8)